– Понял. Куда идем-то? – Парень принялся подниматься.

– Сказал же, в одно место. Не бойся, плохого тебе там не сделают.

– Еще чего, бояться!

Синие глаза парня подернулись серой дымкой.

«Когда Митька злился, глаза у него всегда становились серыми, – вспомнилось Пете. – Как море. Какое море? Я никогда не видел моря».

– Пойдем, – он дернул его за руку резче, чем хотел.

Впрочем, Митька не обиделся. Он и двигался словно во сне.

– Мама, мы скоро! Мы… э-э… велосипед опробовать.

– Не пугай мать, – прошептал Петя на ухо брату.

Тот только кивнул.

– Уф, сбежали, – выдохнул Петя, когда они оказались на улице. Подумал, отпустил захват, которым на всякий случай фиксировал шею брата. Захвату Петю обучил давний армейский дружок, мастер спорта по вольной борьбе. Выбраться из него мог далеко не каждый. Только другой мастер этой самой борьбы. Митька сопел, растирая шею. Потом сообщил:

– Я – Дмитрий Николаевич Федоров, тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года рождения.

– Угу, – пробормотал Петя, – проблема только в том, что на дворе сейчас две тысячи одиннадцатый год. Смекаешь?

Митька побледнел.

– Эй, эй, только еще одного обморока не надо! – забеспокоился Петя.

Откуда-то из глубины души выбралась жалость. Она, эта жалость, заполонила собой весь мир, окрепла. И внезапно Петя понял: перед ним его брат, старший и любимый, брат, который спешил порадовать его велосипедом, брат, по которому он очень-очень скучал. И на то, что брат встал из могилы, ему, Пете, плевать.

– Ты это… не нервничай, – попросил его он. – Все устаканится. А я рад, что ты вернулся… Плохо без тебя было…

Петя не договорил – стушевался.

До дома, где базировался Антон Павлович, добрались быстро. Петя боялся, что брата узнают односельчане, однако обошлось. Улица, придавленная комендантским часом, была пустынна. Да и кто, если вдуматься, опознает в юноше того, умершего много лет назад парня? Тем не менее, когда они вступили на метеное крыльцо, Петя вздохнул с облегчением.

Антон Павлович не спал. Он сидел за столом, вцепившись в кружку. Из кружки поднимался кофейный парок. Выглядел начальник Специального отдела так себе. То ли недосып сказался, то ли достали его местные чудеса. Скорее, и то и другое вместе. Рядом с его локтем лежал закрытый ноутбук.

Что-либо сказать Петя не успел.

– Раненько ты, – поприветствовал его Антон Павлович. – Ну, так даже лучше. Раньше сядешь, раньше выйдешь. Там на дороге вторая от этого дома машина – передвижной госпиталь. Попроси брата, пусть он туда заглянет. Ничего страшного, но анализы сдать необходимо. Кстати, сейчас и Федор подойдет.

– А…

– Не первый ты сегодня, – вздохнув, объяснил Антон Павлович. – Бывшие покойники валом валят. Хорошо хоть, не все сразу, интервал держат. Ты еще ничего, молодцом. Некоторые такое шоу устраивают! Вот буквально минут пятнадцать назад дама прибежала. Как она орала! Я бы на месте ее мужа, Перфильева Василия Андреевича, назад закопался.

– Все-то вы знаете, – заметил Петя. – Паспортные данные всей деревни наизусть учили? По ночам, в тиши кабинета на Лубянке? Огромный стол под лампой с абажуром вам положен?

– Фантазия у тебя через край. – Антон Павлович присмотрелся к парню и забеспокоился: – Может, тебе успокаивающий укольчик, э? На всякий случай.

– Не-не-не. – Петя старательно замотал головой. – Я себя прекрасно чувствую.

Уколов он боялся даже больше, чем покойников.

– Я заметил. Но как знаешь.

– Маме если…

– Ладно, сейчас пошлем доктора. – Антон Павлович хлебнул из кружки, поморщился. – Парень. Да, да, Дмитрий, ты. Сходи до машины. Ничего страшного в осмотре нет. В пробирку пописаешь, кровь сдашь и свободен. Есть у тебя кровь-то? Извини, неудачно пошутил. Однако если страшновато, я с тобой брата пошлю.

Митя развернулся и молча отправился во двор.

– Да-а, я бы тоже в ступор впал в такой ситуации. – Антон Павлович вздохнул так, что лежащая на краю стола газета зашевелилась. – Ничего, оклемается.

Петя обалдел:

– Он что, с нами останется? Я имею в виду… Он что, теперь живой?

– Вопрос странный, но имеет право на существование, ибо не верь глазам своим. М‐да… Согласно нашим данным, все такие возвращенцы прожили долгую и счастливую жизнь. Некоторые не совсем счастливую, но это частности, чисто человеческий фактор. Я рассказывал. Ты чем слушал? И чего расстраиваться? Теперь у тебя снова есть брат. Вы же его оплакивали, считали, что он слишком рано ушел. Я прав?

– Правы, – вздохнул Петя. – Просто непривычно. Был старший брат, стал младший. Чудеса!

– Ничего, со временем привыкнешь. Так, завязываем с лирикой. У нас работы выше крыши.

– Арменыча, может, подождем?

– По ходу дела присоединится. К тому же он все равно не местный.

– Местный не местный, но краеведеньем увлекается. Кучу легенд о нашем крае знает.

– Да? – на мгновение задумался Антон Павлович. – Все равно ждать не будем. Ты наверняка тоже много знаешь.

– Есть кое-что.

– Начинай, – распорядился шеф Специального отдела.

– Можно сначала вопрос? Маленький.

– Экий ты неугомонный. Если только один.

Петя начал издалека:

– Люди мы темные, деревенские. Руки у нас на месте: косить умеем, стены класть, картошку садить, полоть…

– Короче.

– Ну если короче… Дураками нас считать не надо. Это у вас в Москвах тарелки инопланетные чуть ли не на Красную площадь приземляются. Может, вы настолько к ним привыкли, что с пришельцами за руку здороваетесь. Может, они уже в правительство проникли.

– Не юродствуй, – попросил Антон Павлович. Слушал он внимательно, помаргивая опухшими от недосыпа глазами. В волосах у него, заметил Петя, запутался сохлый березовый листик.

– Не юродствую я, – вздохнул парень. – Объясняю как могу, что вы нас за идиетов держите. То нас под домашний арест запирают, то агитируют помочь Родине. Про покойников уже и не говорю. И все в течение каких-то суток. Вам не кажется это слишком? Скажите честно, очень вас прошу, зачем мы с Арменычем вам понадобились? Почему вы так резко передумали? Легенд без нас не соберете? Любую бабку попросите, она вам такого нарасскажет, ночью с криком просыпаться будете. Всякую сверкающую хрень об обязанностях гражданина и относящихся к ним далеких-далеких галактиках оставьте для Арменыча, – предупредил он. – Старик у нас романтик: в благие намерения верит. А я вот сомневаюсь.

– Правду…

Откуда-то из-под столешницы Антон Павлович достал оправленную в кожу флягу и плеснул в кофе коньяку. Петя посмотрел на него с завистью. Хотелось выпить.