Медитацию новоявленных солнцепоклонников прервал Антон Павлович:

– Имеется предложение.

Предложениями, равно как и приключениями, Петя был сыт по горло. Ему хотелось есть и спать. Он жалел, что не сможет делать это одновременно. Видимо, посыл адресата по известному эротическому пешеходному маршруту легко читался на лице парня, поскольку Антон Павлович заторопился:

– Пару часиков отдохните, а потом поговорим.

– Я пас, – отказался Петя. – Без меня, думаю, справитесь.

– Петр Николаевич, это же ваша деревня. Патриотичнее надо быть.

– А кто не так давно советовал нам сидеть дома? – отбрил тот. – Вон Шотик Арменович рвется помогать, его возьмите.

Шотик Арменович сопел за спиной. Казалось, он, словно первоклассник, сейчас запрыгает, тяня руку вверх: «Я, я хочу!»

– Ситуация изменилась, – признался Антон Павлович. Видно было, что признание далось ему с трудом.

Петя молчал.

– Я ведь и мобилизовать вас могу, – намекнул Антон Павлович. – Имею право.

Петя удивился:

– Вроде же набирать помощников из местного населения нельзя?

– Поменьше боевиков американских смотрите. Наш Отдел право такое имеет. Да не нужно мне от вас ничего серьезного, – перешел начальник Шестого отдела на просительный тон. – Так, сплетни, слухи, информация о местах с дурной славой. Таких, как, например, Маратов дом. Жалко вам, что ли?

– Денег заплатите? – поинтересовался Петя безнадежно.

– Нет, – мгновенно отреагировал Антон Павлович. – Только на общественных началах.

Голос его был тверд.

– Так я и знал, – пробормотал парень. – Неужели других дураков не нашлось?

– Вы самые активные, – едко сообщил Антон Павлович. – Кто в подвале сидел? Я? А так – мало того что пользу принесете, но и под присмотром будете. Вот делать мне больше нечего, как за вами еще присматривать. Обойдетесь.

– Да согласны мы, согласны! Шотик Арменович особенно согласен. Чего носом-то, как щенят, тыкать?

– То-то же. Жду вас у Светланы… – Антон Павлович посмотрел на часы, – через два часа.

– Через три, иначе мы отдохнуть не успеем. Всю ночь ведь на ногах!

– Ладно, через три. Не задерживайтесь.

– Не задерживайтесь, не задерживайтесь, тоже начальник нашелся! – пробурчал Петя вполголоса. Ноги споро несли его к дому. Арменыч еле за ним успевал. – Чего ему, тебя одного мало? Можно подумать, ты местных легенд не знаешь. В крайнем случае всегда можно у стариков спросить. Они расскажут, мама не горюй! По ночам со светом спать будешь.

Арменыч его не слышал. Он гордился собой.

– Прям по-моему вышло! Места с дурной славой, местные легенды – все как я говорил! Подслушивал он нас, что ли? КГБ всегда КГБ, пусть даже оно теперь и ФСБ, – задумался Арменыч на минутку. Потом махнул рукой: – Ай, какая разница! Главное, мы участвуем. Петь, ну здорово же!

– Здорово, здорово, – сдался Петя. – Ты сейчас ко мне? Пойдем, мама наверняка чего-нибудь вкусненького приготовила. Пирожки там, оладушки… Борщ со сметаной… Много…

Он облизнулся.

– Тебе лишь бы жрать. О брюхе думаешь, а лучше б о душе, – укорил его старик. – Не, мне домой зайти надо. Давно я там не появлялся. Катерина Павловна волнуется, поди.

– Как знаешь, – не стал настаивать Петя. Тонкость отношений Шотика Арменовича с соседкой Катериной Павловной была для него тайной за семью печатями, но он считал, что Шотик Арменович человек взрослый и как-нибудь разберется. Если старику надо домой, значит, надо. Без вопросов. Мысленно Петя уже опускал ложку в огненные глубины тарелки с борщом. – Тогда встречаемся через три часа.

– Хорошо, – старик кивнул и засеменил в направлении своего дома.

Человек полагает, а бог располагает. Эту мудрую пословицу стоит помнить всегда, чтобы избежать разочарований. Когда Петя с криком «Мать, жрать хочу!» влетел на кухню, к нему обернулись двое: мама и чем-то знакомый молодой человек, почти юнец. У юнца были синие глаза, опушенные длинными ресницами, и Петины волнистые волосы. Он улыбался знакомой улыбкой, но откуда знакомой, вспомнить не получалось.

– Петяша пришел! – обрадовалась Мария Семеновна. Она сияла внутренним светом. – Петяш, у Митеньки для тебя сюрприз! Помнишь, он тебе велосипед купить обещал? Так купил!

На лице у того, кого мать назвала Митенькой, появилась растерянность. А вот Петя теряться не стал.

– Мам, можно тебя на минуточку? – позвал он. Голос у него звучал ровно.

Мать подняла голову, улыбнулась, поправила угол клеенки, вытерла руки тряпкой, обернулась:

– Чего хотел-то?

– Иди сюда, очень надо!

В голове стучало: «Медленно, как же медленно!»

– Ну иду, иду. Вот неугомонный! Ты велосипед видел? Хороший какой велосипед!

Мать шла навстречу, а Петя считал секунды.

Наконец-то.

Одним движением он схватил Марию Семеновну за плечи и аккуратно толкнул-направил в сени, под Марсову охрану. Затем плотно закрыл за матерью дверь.

Теперь можно и поговорить.

– Ты кто, родной?

– М‐митя. – Синеглазый парень был испуган, но виду не показывал – хорохорился. Петю он не узнавал, зато Петя его – прекрасно.

– Я брат твой, Петя, – сообщил он, уперев руки в боки. – Ты, Митенька, – если это ты, конечно, – умер больше восемнадцати лет назад. Теперь рассказывай: зачем из могилы вылез? Зачем в дверь этой ночью скребся? Зачем сюда пришел? Мать с собой забрать?

Юноша встал.

– Не вздумай подходить, – предупредил его Петя. – Убью на хрен! И обратно закопаю.

Однако тот подходить не спешил. Вместо этого он вдруг зашатался и не то упал, не то лег на пол. Глаза у него закатились.

– Твою мать, – выразился Петя. Такого он точно не ожидал.

– Что же ты делаешь, изверг?! Хулиган, настоящий хулиган! – из-за двери голос Марии Семеновны прозвучал приглушенно, но визгливые нотки в нем все равно ощущались.

– Гав, – поддержал ее Марс.

– Заступники, блин, – проворчал Петя. Страх почему-то исчез, он даже почувствовал себя неловко, что довел человека до обморока.

– Эй, вставай! – Он потрепал предполагаемого брата по щекам. Делал он это осторожно, готовый отскочить, ежели что. На ум ему навязчиво лез Федор. Такой же выходец из могилы.

– Ты мой брат? – не открывая глаз, спросил парень. – Не похож.

– Это ты на него не похож! – Петя почувствовал себя уязвленным. – Нежный больно.

– Я Митя.

– Ладно, ладно, пусть ты Митя. Сейчас ты встаешь, и мы тихо и быстро идем в одно место. Матери ни слова, понял?