Не дождавшись ответа, продолжил:

— Служит она Повелителям. Ведьма под тобой ночами выгибается, Вольный! Она твой враг!

— Ересь.

Он растянул кривую улыбку:

— Сказали: во дворце она пряталась. Умная, какой и должна быть ведьма. На глазах у всех пряталась. Жертву из себя строила, подозрения отводила, новости выведывала. А в свободное время камень на утесах жгла. Знак ведьмовской на нем рисовала, а после жгла. Следы уничтожала. Копоть после нее осталась. Ищейки запах ее там почуяли. Знак этот связь с Повелителями удерживает, силу ведьма получает от них. Потом злится она, а в это время в Фадрагосе грань истончается, впускает Повелителей. Она им жертв приносит, а они ей блага даруют. Ты знал об этом? Твоя шлюха хуже продажных. Она убивает Фадрагос! Силы из него тянет!

«Ненавижу Фадрагос!» — просто эмоциональное высказывание. Аня не может быть ведьмой. Слишком много вранья в его словах, чтобы искать крупицы правды в них. Надо забыть эти сплетни.

— Так вам выдали ищеек? — перевел я тему.

— С благословения напыщенного мудреца. Подумал он, что Вайли знает, где ты изгоев прячешь.

— Который из мудрецов приходил?

— Я их имена слышать не хочу, не то, чтобы запоминать. Но скажу: человеком он был.

— Знаешь, почему человек? — подался я вперед, склоняясь над его лицом. — Потому что обманул он тебя, глупый старый виксарт, — отпрянул и спокойнее продолжил: — Рассата никогда не отправляют лгать. А амулеты на крылатом ты не видел, потому что брезгуете вы с ними сближаться. Ты бы узнал древние руны на чистом серебре. Драконий язык на перстнях, забытый всеми язык. Они защищают своего рассата от сумасшествия, потому что ежедневно врут всем. Но ведь верят ублюдки, что правильно все делают. Однако манипулировать кем-то отправляют только человека. А Вайли? Ее нашли?

— Нашли, — поморщился Кхангатор. В короткой тишине послышался скрежет клыков. — Закопанной в земле нашли. Дорога усопших на юге Хищного хребта. Она ею прошла, там свернула правее, добралась до обрыва, там ее и убили. И закопали. Закопали, представляешь?! Самую красивую виксарту гнить в землю отправили!

— Она полукровка, эльф.

— А кровь у нее моя! — приподнялся на локтях. Слюны брызнули во все стороны, скатились по подбородку. — И глаза мои! Мы раскопали ее, а там черви тело облепили. Джоранма не ест червивое мясо! Пришлось сжечь на костре. Как васоверга сожгли, а не Джоранма скормили! И я стал тебя искать. Айвин сказала, что ты ради шлюхи своей духов продашь! Продашь ведь. Ты и меня убьешь, потому что я не считаюсь с ней.

Я сжал кулаки, стараясь дышать спокойнее.

— Не убью, — с трудом проговорил, — но только потому, что ты хороший отец. И мстить…

— Что случилось с тобой?! — крикнул он, обдавая лицо гнилым запахом изо рта. — Пресмыкаешься перед бабой? Если она не воин, то должна ползать перед тобой! А она не воин, иначе не пряталась бы. И ты вместе с ней ничтожеством стал. Она всем врет, всех за нос водит! И тебя тоже. Ты думаешь, она перед тобой ноги раздвигает, потому что ты любовник завидный? Шан’ниэрду отдавалась, а теперь тебе, потому что у мужиков одни слабости, — рассмеялся. — И знает она о них. Пользуется.

Лезвие надавило ему на горло; его улыбка раздражала, а смех хотелось прервать. Руки тряслись, кинжал выскальзывал из вспотевшей ладони.

Он понятия не имеет, о чем говорит. Аня любит меня, потому что ей хорошо со мной.

Я выдохнул, убирая кинжал, глядя на янтарные капли крови, стекающие по серой шее. Зачерпнул мумие из чаши и быстро помазал порез.

— Верховного Бесстрашных зверей зовут Нартом, — произнес, вытирая руку о шкуру. — Я работал с ним, пока меня во дворец не взяли. Понимаешь, Кхангатор? Связь видишь? Знаю, что разберешься. Найди его и спроси: кто заплатил ему, чтобы подставить меня. Его люди убили Вайли, но им за это заплатили.

Он сжимал худые, но крепкие челюсти. Провожал ненавистным взглядом. Не обронил ни слова.

Я вышел под открытое небо и, разглядывая поляну, вдохнул полной грудью.

Ане плохо рядом со мной. Она могла бы уйти в любой момент, но остается возле меня. Боится положения изгоев в обществе… Покачал головой, закрывая глаза. Просто любит. Я много раз убеждался в этом.

Осмотрелся в поисках Елрех, но заметил только Ромиара. Он раздобыл в лагере лук и стрелы. Приблизился ко мне и спросил:

— Откуда ты знаешь вождя?

Я закусил губу, а затем, ничего не скрывая, ответил:

— Когда-то он учил меня. Зови Елрех, уходим отсюда.

Аня.

Во рту пересохло, голову будто сдавило в тисках, и на живот тоже что-то давило. Или в нем… Я пыталась приоткрыть глаза, но малейшее движение вызывало сильнейшую боль, вынуждало жмуриться и сжимать челюсть. От глубокого вдоха остро кольнуло в животе и ушах, от резкого выдоха запекло в груди и горле. Попытка оторвать затылок от твердой поверхности закончилась тошнотой и стоном, а стон ударил по ушам. Гул прошелся мерзкой дрожью по телу, оставил за собой липкий озноб. В глазах заплясало многоцветье.

— Асфирель.

Я скривилась. Холодный пот прошиб тело.

— Очнулась?

Виски зажало сильнее. От шума защекотало в горле, запершило, а там и снова обожгло.

— Как хорошо, что очнулась.

Молотом по лбу. Боль эхом отразилась в затылке, надавила на глаза.

— Я думала…

Заткнись! Кто бы ты ни был, но заткнись, пожалуйста!

Кажется, мычание подействовало. Тишина безмерно радовала, темнота убаюкивала. Меня все еще трясло.

Духи молчали, но они никуда не исчезли. Затаились, максимально расслабив поводки. Это правильно. Это хорошо. Если какофония боли продолжится, то я, пожалуй, убью себя.

Главное, не делать глубоких вдохов.

Замри, Асфирель. Замри. И лучше не думай. Совсем.

* * *

Хотелось пить и есть, а еще в туалет. Последнее беспокоило сильнее всего.

Я открыла глаза и… ничего не изменилось. Кругом темнота.

Долго лежала, присматриваясь к едва заметному блеску и очертанию. Зрение привыкло.

Опять пещера, но по ощущениям странная: абсолютно сухой камень, а вот воздух напитан какой-то знакомой сладкой влагой. Я облизала сухие губы, чуть скривилась от головной боли. На улице ухала сова, пищали летучие мыши. Надеюсь, что именно они, а не какая-нибудь тварь похуже. Где Кейел? Или Елрех. Хотя бы Ив, а на худой конец и Ромиар сгодится. Одна не поднимусь.

— Е… — хрип оцарапал горло, в груди запекло. Глубокий вдох вызвал боль в животе.

Чудно…

Я лежала, вспоминая прошлое пробуждение после истощения. Сейчас несравненно хуже. Осторожно ощупала живот и в который раз пожалела, что не пошла учиться в медицинский. В левом боку что-то распухло и давило изнутри. Печень с другой стороны, как и желчный пузырь — это я точно помнила. Еще знала, что желудок у меня напрочь пустой, потому что я безумно хотела есть. Почка может так распухнуть? Надавила пальцами повторно — твердое, плотное и болит в любом случае: хоть дави, хоть не дави. Селезенка… Точно. Умница, Аня, что-то из анатомии ты все же помнишь. Вот только почему она так распухла?