– А если они не согласятся?

– Согласятся. Некоторые только и ждут этого предложения, я подозреваю.

– Вы кого-то конкретно имеете в виду?

– Да. Но я бы не хотел пока конкретизировать и делиться своими подозрениями.

– Хорошо. Признаться, я и сам собирался это предложить. Сейчас отдам распоряжения прислуге. И еще. Хотел вам сказать, да все никак не решался. Это я виновен в смерти Лидии.

У Лямзина от изумления глаза полезли на лоб.

– Что? – отрывисто бросил он.

– Понимаете, – Артур говорил торопливо, словно боясь, что если остановится, то не решится сказать. – Мы поженились, когда Лидия была совсем молоденькой девушкой. Конечно, я во многом ей потакал. Но от отношений с годами ждешь развития, а у нас… В общем, в какой-то момент я понял, что устал. Подал на развод и сказал ей об этом.

Он нахмурился и замолчал, переживая те события.

– И что было дальше? – спросил Лямзин.

– Она кричала, плакала. Уговаривала подождать, уверяла, что изменится. Я сдался и забрал заявление. И правда, первое время все было тихо. Но когда наступило тепло, ее натура взяла верх. Опять начались вечеринки, гости, шум, гам.

– Скажите-ка, Артур, а когда состоялся тот первый разговор?

– О разводе? Да около шести месяцев назад.

– Потом вы помирились и речь о расставании больше не заходила?

– Д-да, – неуверенно произнес Артур. – Но видите ли, в чем дело: она была очень впечатлительной натурой и наверняка чувствовала мое недовольство. Так что арестовывайте меня – это я довел жену до самоубийства.

– У вас все?

– Да.

– А как вы объясните вторую смерть?

Артур на мгновение задумался, потом пожал плечами.

– Никак. Для меня она абсолютная загадка.

Они вышли из библиотеки, и Лямзин, заглянув в гостиную, поманил Остапа рукой:

– Пойдем.

В кабинете, куда они поднялись, на полную мощность работал кондиционер. Лямзин взял в руки пульт и остановил его, пробормотав что-то про температуру, как в холодильнике. Вслед за тем предложил Остапу сесть на стул возле окна, а сам расположился за столом напротив. Парнишка сидел напряженно, выпрямив спину и сложив на коленях руки, словно в детском саду. На лице его явно читался испуг.

– Да расслабься ты, – не выдержал Лямзин. – Убивать не буду. Обещаю.

Он достал диктофон, положил его между собой и Остапом и нажал на кнопку воспроизведения. Запись была сделана следователем накануне, на допросе Розы Марковны Коновалиной в следственном изоляторе. Дав некоторое время парню послушать, он спросил:

– Узнаешь?

Остап судорожно сглотнул:

– Да. Это тетя Роза…

Лямзин выключил диктофон, спрятал его и, повернувшись к Остапу, в упор спросил:

– Надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, что твоя тетя совершила серьезное преступление, раз она – следователь прокуратуры!!! – арестована.

Остап затравленно кивнул.

– Да.

– А за что именно – знаешь?

– Нет.

– Хорошо, пусть. Тут дело такое. Тетю твою можно было оставить на свободе как человека с серьезным заболеванием, но – увы. Мы располагаем информацией, что… – тут Лямзин на мгновение запнулся, обдумывая, какими словами преподнести информацию Остапу. Естественно, всю правду о том, что желать преждевременной смерти тети могут ее же бывшие коллеги, он говорить не мог, – …кое-кто из сообщников преступников, с которыми она вошла в сговор, имеет намерение ее убить. Поэтому заключение Розы Марковны под стражу – это прежде всего обеспечение ее безопасности. В условиях города сложно организовать полноценную охрану. Но и это еще не все. Правоохранительные органы имеют все основания полагать, что для шантажа твоей тети злоумышленники готовы пойти на новое преступление, а именно – на похищение человека. И нетрудно догадаться, что этот человек – ты. Роза Марковна любит тебя, и, зная про это, преступники постараются использовать свой шанс. Так что нравится тебе или нет, а будь любезен, отсюда никуда не отлучайся. Пока мы пользуемся гостеприимством хозяев, естественно.

– А потом?

– Как тебе дальше быть, мы определимся позже. Не будем бежать впереди паровоза. Если опасность не исчезнет, возможно, тебе придется куда-нибудь на время уехать.

Отпустив Остапа, Лямзин долго сидел неподвижно, пытаясь мысленно выстроить схему преступления. Потом взял остро заточенный карандаш, лист бумаги и принялся рисовать.

В середине листа он нарисовал толстый мешок, завязанный веревкой, вокруг – физиономии участников драмы, продемонстрировав тем самым незаурядные художественные способности в жанре карикатуры; подумал, дорисовал себя и Александру, каждую рожицу обвел кружком и поставил первые буквы имени.

Потом начал тщательно вырисовывать ниточки-связи между действующими лицами, ставя только ему понятные знаки и делая пометки. Закончив, вывел в центре мешка большой вопрос и нарисовал рядом два пустых кружка.

По оперативно полученной информации, деньги были у Розы Коновалиной, но на ней же цепочка и обрывалась. Подследственные, обвиняемые в хищении пришедшей из Германии денежной суммы, клялись и божились, что все рассказали Коновалиной. Названные ими счета были пусты, обыск в доме Коновалиной ничего не дал, а денег на ее имя ни в один банк Москвы не поступало.

Остап хотя и смышленый, но все-таки мальчишка, и по его поведению во время разговора Лямзин понял: деньги взяла его тетка. Вот только где она их хранит, парень не знает. Хотя, возможно, искусно скрывает.

Смущало совпадение, что Остап оказался в трагический вечер именно в этом доме. Но подозрения к делу не пришьешь, а объяснение: «Из-за Аманды», – Лямзина не удовлетворяло.

Было здесь что-то еще, и мальчишку надо бы тряхнуть.

Получалось, что деньги были-были, а потом – раз! – и вдруг исчезли в никуда. Но в мистику Лямзин не верил. Коновалина же упорно молчала, и даже подтвержденный диагноз и угроза остаться без лечения не помогали ее расколоть.

Лямзин сложил лист, захлопнул блокнот и взял фотоаппарат. Была у него такая слабость – страсть к фотографии. Обычно это удовольствие помогало ему расслабляться, но в особо сложных случаях он предпочитал с фотоаппаратом думать.

Глаза машинально искали интересный кадр, то и дело работала вспышка, а мозг фильтровал и обрабатывал информацию. Для Лямзина это была своеобразная медитация с камерой в руках. Он почти впадал в трансовое состояние, этакий полусон-полуявь, и тогда случались открытия. Порой схема преступления вдруг вырисовывалась настолько четко, что он только охал от удивления – надо же, как просто, и почему раньше не догадался!

Спустившись в сад, он оценивающе оглядел окрестности и, вопреки обыкновению – обычно он предпочитал живую природу, решил начать со строения. Старинный дом причудливой архитектуры с темными от времени стенами должен был отторгать новенькую яркую крышу, но, как ни странно, этого не происходило. Он, как зрелая красотка, с радостью рядился в новое платье.