«Ваша дочь уже не дитя, она взрослая женщина, и какая женщина! По сравнению со своими ровесницами она выше их на голову во всем. Естественно, что она чувствует тягу к противоположному полу».

Мне всегда был ненавистен порок. Сколько великих умов безнадежно пали, внезапно повстречав его. Ты не могла заразиться скверной и свернуть со своего пути, который лишился бы тогда всякого смысла. Абеляр говорил о влюбленности, не провидя ее гнусных и пагубных последствий.

Твоя миссия предполагала слияние разума и Природы. Благодаря упорству в учении и работе у горнила ты сумела возвысить свой ум и познать непостижимое. Ты сияла подобно звезде — мученица, труженица, богоравная. Ни перед чем и ни перед кем я не опустила бы рук!

CVIII

В отеле «Ритц» Бенжамен собрал вокруг себя камарилью университетских деятелей, прибывших прямиком из Англии, чтобы овладеть твоей волей. Абеляр, падкий до похвал, служил им посредником. Постыдно выставляя напоказ твою жизнь, а заодно и мою, они изучали тебя точно диковинный феномен.

Как мне хотелось запретить тебе уходить с Абеляром, но еще лучше было бы, если б ты сама порвала с его компанией. А ты проводила с ними дни напролет и возвращалась такая осунувшаяся. И потом, ночью, я видела, как ты рассеянна.

Пока тебя не было, я читала и перечитывала леденящие неразборчивые фразы в твоем тайном дневнике — ты больше не писала в нем с тех пор, как приехал Бенжамен.

«У меня отрава в крови. — Я похороню порядочность. — Кто посмеет сказать мне слово поперек, когда я стану самой испорченной? — У меня во рту привкус праха».

Абеляр уже открыто и в полный голос хулил меня, ставя мне в вину то, что я полностью распоряжалась твоей жизнью.

«Я уверяю вас, что терпению вашей дочери скоро придет конец!»

Какой непоправимо одинокой чувствовала я себя, слушая эти несправедливые упреки и столь же пустые, сколь и нелепые наставления. Никогда он не говорил со мной так напористо.

«Вашей дочери в конце концов надоедят ваши амбиции и ваше одержимое желание помыкать ею. Вы же не даете ей дышать».

Абеляр вычеркнул из памяти причину твоего рождения, а ведь ты родилась, потому что я хотела лишь одного: чтобы ты довела до завершения прекраснейшую и праведнейшую на свете миссию.

«В одно прекрасное утро ваша дочь проснется и скажет вам: все, с меня хватит, теперь я хочу жить своей жизнью, для себя и без твоего надзора. Поверьте мне, я говорю это для вашего же блага».

Мне приснилась свирепая буря, и волны хлестали хрупкий хрустальный утес, грозя обрушить его в пучину. Но вострубили два ангела и усмирили бурю.

CIX

Я помню, словно это было сегодня, как ты работала у горнила в последний раз. Поглощенная сложными операциями, точно сокровище копила ты в себе всю красоту ученой девы.

С каким мастерством лощила ты под воздействием железа белизну веществ. И мало-помалу ты все же добилась результата: пласт, имевший теперь совершенную форму лунного диска, приобрел на поверхности лимонно-желтый цвет. Ты сказала мне, и столько же кротости было в твоих словах, сколько и осведомленности:

«Мама, у меня такое чувство, будто я заполнила без остатка всю полноту Вселенной. Смотри: вещество достигло идеальной степени сухости и прочности».

То был знак, доказывающий, что первую стадию ты завершила. Как ты осчастливила меня! Все эти ученые мужи, которых притащил Бенжамен из Англии, чтобы совратить тебя с пути истинного, даже представить себе не могли, на что ты была способна.

С какой бесконечной осмотрительностью вновь и вновь приступала ты к операциям, чтобы усилить свойства и возможности вещества. Я смотрела на тебя в ослеплении — в последний раз работала ты у горнила! В ту ночь ты подарила мне самое полное счастье.

Блаженство вошло в меня в тот вечный миг, что предшествует пресыщению, не успев даже оформиться в какое-то определенное чувство. Небывало ярко сияло оно во мраке, не отзываясь в моей живой плоти. Оно растворило меня, благодаря тебе, в моем собственном естестве.

Много лет смирение Абеляра неизменно будило во мне любовь и восхищение. Дружба, которую он питал к Шевалье, была прекрасна и снискала похвалы. Но после смерти друга он стал на сторону наших врагов, позабыв в пылу о сострадании. Он не ведал, что наша с тобой нерасторжимая связь была непременным условием твоей гармонии. Как могли бы мы жить вдвоем, плодотворно и счастливо, во веки веков!

СХ

Никому никогда не изведать, какие бесконечные муки претерпела я в последнюю неделю твоей жизни.

Бенжамен задался целью собрать всех ученых, каких он только знал, в своем номере в «Ритце». Он хотел нарушить твое спокойствие и безмятежность перед лицом бурь, переломить твое презрение к мирским удовольствиям и твой стоицизм.

С каким опозданием узнала я, что Бенжаменова профессорская братия подвергла тебя целому ряду экзаменов, столь же унизительных, сколь и никчемных. Абеляр, руководствуясь безумным и однозначно злым умыслом, вдохновенно науськивал свору. Недоброй радостью радовался он необратимым последствиям этих пагубных испытаний.

«Ваша дочь — феномен, беспрецедентный в истории. Экзаменовавшие ее ученые, близко знакомые с великими мира сего, пребывают в изумлении. Вы не можете похоронить ее заживо из одной только материнской ревности. Не можете заставить ее задыхаться в четырех стенах. Дайте ей жить своей жизнью, иначе вы совершите преступление против науки».

Они хотели сделать из тебя дрессированного попугая, стремились разрушить твою личность. Они мечтали засунуть тебя в какой-то исследовательский институт, чтобы там из тебя проросло, словно ты была лишь зерном, совсем новое существо. Гордыня их была столь непомерна, что они воображали это иное существо еще более сведущим в науках, чем ты. Единственное, что им нужно было на самом деле, — это воспользоваться твоими знаниями. Отрекись ты от замысла, чтобы последовать за ними, ты утратила бы свою жизненную силу и независимость, свой дар и свою свободу. Несказанный свет, которым ты была осиянна, доступен лишь тем, кто чист. А что они знали о тебе? Лишь оболочку оболочки.

В ту ночь мне приснилось, как старуха вчерашнего дня превратилась в девушку дня завтрашнего. Пропащие и заблудшие отовсюду шли к ней. И в конце моего сна девушка воскресила мертвых.

CXI

Когда я поняла, что в роли матери потерпела фиаско, я едва не сошла с ума. Столько сил, потраченных за столько лет, — и все грозило разом обратиться в прах.

Как часто в те дни я помышляла о самоубийстве! Тот самый револьвер, который я купила, чтобы защищать тебя, мог в одно мгновение исторгнуть меня из жизни.

Когда ты впервые открыто воспротивилась мне, я готова была броситься с крыши нашего особняка, чтобы разбиться оземь. Поражение мое было полным! Как стремительно, вскачь покинула ты свет ради тьмы, лучезарную суть ради хаоса.