же вспомнил, что Посланник вооружен куда лучше. Понадеялся, что голос в обычной своей манере испытывает терпение, смеется: у жителей Эрудемерна скверное чувство юмора – и шагнул вслед за Лазарем в распахнутый проем резных дверей.

Огромная комната была заставлена книжными шкафами. Взгляд Юлиуса цепко перечитал корешки книг. 'Законодательство' Рихарда Великого в 20 томах, 'Заметки о вреде колдовства', 'Странный случай на восточной границе', 'Как овладеть приемами ближнего боя на коротких клинках за три дня', 'Благая весть', 'Книга мира и благоденствия', 'Книга бытия', 'Исход', 'За грехи наши', 'Деяния святых отцов Церкви', 'О походе в Срединные Земли. Онфим Егуда', 'Допустимые наказания во искупление прегрешений', 'Магия. Начальный курс: Магия телесных сущностей', 'Природа солнечных затмений' Франкла, 'Собрание поучений и слов философов', 'За гранью мира сего' и другие не менее любопытные манускрипты. Бросались в глаза ярко раскрашенные полки: 'Донесения из Етерготской провинции', 'Донесения из Фрибенготской провинции', 'Донесения из Лот-Лореана'… особенно, черно-красная – 'Донесения из Ротебурга'.

В центре комнаты, за столом, сидел сухощавый мужчина, едва переваливший полувековой рубеж. Сидел он недвижимо, он хотел, чтобы его хорошо разглядели. Яйцевидная голова. Загорелая, красная лысина во весь череп, орлиный нос. Карие глаза сощурены, морщины на лбу. Впалые щеки. Вид дневного хищника. Homo lupus. Человековолк, человек – лиса. Он силится не улыбаться. Он ласков и добродушен, на лице высвечивается: 'уж не обессудьте, работа у меня такая, приходиться держать себя в ежовых рукавицах, быть строгим и несентиментальным'.

– Ага. Вот и вы.

От голоса Инквизитора Юлиус вздрогнул. Если инструментом овладения душами людей у Ротмунда был взгляд, то для Инквизитора таким инструментом был именно голос. Негромкий гнусавый фальцет с медовыми переливами. Капризный и переменчивый. С каждым словом он проникал внутрь, ввинчивался, зудел и впивался, делался колючим и въедливым, не теряя приятности.

У Инквизитора было тело пловца и пилигрима – короткое, узкое, мускулистое, плоское. Серый балахон наподобие Лазарева небрежно накинут на спинку кресла. На плечах Инквизитора свободно простерта мантия – парчовая, темно-изумрудная, с бардовыми лацканами. Ни каменьев, ни вышивки. Жилистое тело обтянуто белым свитером крупной вязки. На шее – клетчатый шарф. На мизинце левой руки – золотая печатка.

– Он исихаст, его лучше не трогать, – почтительно и с примесью благоговейного страха шепнул Лазарь.

– А что это за чин?

– Он ищет, в каком органе у человека содержится душа.

– И в каком?..

– У разных людей по-разному.

– Ну, что вы там жужжите?.. – прервал их Инквизитор. Обратился к Лазарю: – Молодой человек, можно вам сказать гадость?..

– Можете даже сделать. Я не обижусь.

– Спасибо. Как вы упрощаете мне мою службу! Почему вы задержались с отчетом?

– М-м-м… возникли непредвиденные препятствия… Докладываю: операция 'Клубок змей' прошла успешно; ставка некромантов ликвидирована; требуемые записи доставлены. Разрешите предоставить вам на рассмотрение?..

– Да, положите сюда, – милостиво указал ручкой на стопку бумаг. – Так, что за 'непредвиденные препятствия'?

– М-м-м… мы пошли прямым путем…

– Да? Странно… Ведь наименьшее расстояние между двумя точками есть прямая. Другое дело, если бы вы двигались по дуге окружности. Так? Курс тригонометрии в духовной семинарии преподавали?

– Шутить изволите? Мы же через Запретный Лес шли! А потом долиной Зинцграбе!

– Интересно… У нас нет достоверных сведений об этих регионах королевства. Если вы оформите свои впечатления по форме, мы примем их со вниманием и благодарностью.

– Экхм-гхм… Да, завтра будет готово… – Лазарь осенил себя священными знаками, вполоборота повернувшись к спутнику. – Позвольте представить вам рыцаря Юлиуса Ротмунда, почетного гражданина Ротебурга. Он был столь любезен, что покинул пост начальника налоговой полиции и сопроводил меня, скромного служителя культа, ревнителя чистоты веры, до самых врат Дома Божьего Правосудия. Прошу отметить, что господин Юлиус оказал мне неоценимую поддержку в делах Ордена и защищал от множества опасностей, что нас поджидали в пути.

– 'Полна чудес могучая природа, полна-полна…' – процитировал задумчиво Великий Инквизитор, взирая с любопытством, подперев подбородок, на Ротмунда, закутанного в плащ.

Ульш помедлил, пробуя сообразить, как действовать в подобной обстановке. То ли на колено опуститься – но Инквизитор не король. Или вежливость требует открыть лицо? Но проклятый Шлем не даст… Говорить ему не хотелось. За спиной хлопнула дверь. Лазарь и Юлиус отскочили в стороны, ожидая западни. Но за оружие не взялись. И правильно.

На пороге стоял грустный-грустный, обрюзгший и немолодой монах. Не вполне поседевшие черные волосы топорщились какими-то клочками, глаза в темных кругах бегали из стороны в сторону, наконец, остановились на Великом Инквизиторе. Визитер поспешно отвесил поклоны замершим Посланнику и рыцарю, те сдержанно ответили. Монах, явно в расстроенных чувствах, в нерешительности потоптался у входа, потом, словно крестьянин бросается в пылающий хлев выводить скотину, нетвердыми шагами направился к столу.

– Падре Зайнц? Всегда рад видеть.

– У меня донесение из свободного поселения Эрцен.

– Да? А у меня донесение на вас, преподобный Зайнц, – Инквизитор взял со стола бумагу, подержал перед светом, – от падре Вольфа.

Зайнц покачнулся и переменился в лице. До той поры оно отсвечивало желтоватым, теперь же окрасилось цветами побежалости, став зеленовато-серым. Наверное, виной всему витражные стекла…

– От Вольфа?.. как же так… да вы поймите, это, должно быть, ошибка какая-то… Вы знаете, сколько лет добропорядочной службы… тяжелая работа, эти эрценские смутьяны, эти отступники…

– Знаю, знаю, – Инквизитор поморщился. – Ближе к делу. Вы сказали, у вас доклад?

– Ээээ… донос, – поправил падре Зайнц, поежившись.

– Ну, так говорите, чего тут мнетесь?! Вы у меня не единственный посетитель!

– Да-да, я уже… – падре задохнулся и принялся вытирать лоб замусоленной тряпкой, вытащенной из сумки. Сделал еще два неровных шага и выложил на стол две толстые книги и несколько мятых кусков пергамента. – Это, – монах сглотнул ком в горле и указал на документы дрожащей рукой, – было отобрано у нерадивых слушателей Университета. Эти школяры на занятиях читают запрещенную литературу и высмеивают мою манеру ведения учебного диалога! Вы только посмотрите, что они пишут о богословии! – он нервно выхватил один из пергаментов, наклонился ближе и стал тыкать в текст пальцем: – Вот здесь, здесь, и здесь опять же! Это кощунство! И это повсюду! Они заявили отцу Теодору, что я 'несостоятелен как педагог'! Где и слов-то таких нахватались!!

– Успокойтесь, падре Зайнц, – мягко отодвинул его ладонью от себя Инквизитор. – Падре Вольф мне описал довольно подробно и этот инцидент, и многое другое. И, представляете, в чем-то я даже соглашусь с вашими 'нерадивыми школярами'. Вы не подумывали об отдыхе, о путешествии куда-нибудь к морю?..

– Ссылка?! – ахнул Зайнц.

– Нет же, какая ссылка? – с неудовольствием прогнусавил Великий Инквизитор.

Он не любил, когда перед ним так трясутся и теряют последние крупицы