Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эруду гнали его со свистом и улюлюканьем до самого моря. Бывший граф Ротебурга всерьез считал, что еще немного – и он точно свихнется. Ночами Эруду особенно назойливо осаждали мозг, взахлеб, наперебой обвиняли и не делали попыток объяснить горемычному внутреннее устройство Братства. На подступах к городу Оберзее – как отрезало. Заткнулись разом и все.
Ульш Ротмунд никогда не видел моря. Не посчастливилось. Он вдыхал ароматы странствий, семнадцатого числа седьмого месяца стоя на пристани Оберзее. Пахло приторным медом. Виной всему был кустарник, росший у дома фрахтовщика, – с мясистыми глянцевыми темно-зелеными листьями, с розовыми бархатными и липкими на ощупь цветами, собранными в подобие спиц зонтика. Его густой, дурманящий запах расслаблял. Всюду – вода, вода, вода, волны, синь неба и синь моря.
– Ну, господин граф, примите мои поздравления, вы прямо принц точности! – из дома фрахтовщика буквально вывалился по ступенькам крыльца старый знакомец Ариорх Панзар, на сей раз наряженный в практичный коричневый камзол и не в меру эксцентричные фиолетовые широкие штаны, заправленные в огненно-красные ботфорты. По манере на показ держаться за рукоять короткой рапиры, привешенной сбоку, быстрый взгляд Юлиуса угадал наличие не менее двух стилетов, припрятанных 'про запас'. – Прошу, прошу, входите в дом, вас уже ждут! Нас уже ждут!
В дымном помещении на противне жарились овощи с мясом. Из-за стола навстречу поднялся толстый приземистый мужчина в восточном костюме, загорелый, в чалме.
– Есхаэк Зейнаб, – церемонно поклонился он, представляясь, – капитан корабля 'Августа'.
– Да, да, – Ариорх дружески хлопнул по плечу капитана, – несравненный капитан Есхаэк Зейнаб! Прямо из Цимму, столицы моря! Про таких говорят – 'родился со штурвалом в руках' или 'родился на палубе флагмана'. Ну, теперь мы все в сборе. Последний вопрос – вам что-нибудь требуется?..
Панзар обращался к Ротмунду. Намек прозрачный.
– Сколько займет плавание до Агобурга?
– Ну, отец родной, что удумал узнать! – Панзар рассмеялся. Зейнаб тоже глухо расхохотался. Пояснил:
– Зависит от попутных ветров и от того, как долго мы будем стоять в приморских портах. Мы ведь неофициально собрались открывать новые, заморские земли. С негласного ведома и по воле господина Петера Стасоса, но ни единая душа, даже на корабле, кроме нас троих, здесь собравшихся, не знает о сути плавания. Даже король, – такая откровенность тягостно подействовала на компанию авантюристов, будто лишало предприятие надежды на успех. – Пойдем на запад. Обычным путем, вдоль берега, под видом торгового рейса. Будем торговать, набирая необходимые припасы для плавания через Нибр. В общем, недели две-две с половиной.
– И команда не осведомлена?..
– Нет, – хором ответили Ариорх и капитан.
– Ну, я имею в виду…
– Ах, оставьте! – Панзар поморщился. – Вы – наш козырь. Сложности, связанные с вашим пропитанием, ничтожны. Свобода – ключевое слово. Не стесняйте себя выдуманными препятствиями! Раз в три-пять дней, до окончательного выхода в открытое море, мы будем приставать к берегу. Сходите на берег, и – весь город ваш. Мы с капитаном, опять же, всегда рядом и готовы, в меру разумного, помочь… вот с путешествием через Нибр – сложнее. Но мы подумаем. Команда – люди пришлые, сброд, неграмотные моряки. К чему им лишняя почва для пересудов?..
– Вы правы.
– Уф! – Панзар промокнул платочком лоб. – Соглашаясь на эту заманчивую работу, никак не ожидал, что придется столько ораторствовать и убеждать! А теперь – командуйте, капитан!
– Все просто: прошу на борт!
Побережье моря Нибр славится большим количеством портовых городочков. Самые славные – Лебекен и Падэн. Там всегда много народа, толчея и шум. Люди приезжают со всех концов света, люди прощаются с сушей навсегда. Там цветет торговля, там вкусно пахнут женщины и мужчины. Там все сверкает и поет. Но мой рассказ будет не о Лебекене и не о Падэне. События, описанные ниже, разворачивались в северном Агобурге, что недалеко от Забрее.
Жители Агобурга шутят, что все дороги королевства ведут в Лот-Лореан, а из Лот-Лореана они стекаются в Агобург. Агобург был построен при короле Эдварде на месте рыбацкого поселения по последнему принципу архитекторского искусства. Триста лет он считался столицей Эрбенгота. Последний король, Герберт Высокий, приказал перенести столицу обратно в Лот-Лореан, и расчерченный каналами и прямыми, широкими проспектами Агобург поспешил возвратиться в забвение, покрытое тусклой позолотой столичного прошлого.
В порту Агобурга судно Панзара задержалось основательно. Ариорх приказал полностью сменить оснастку, просмолить борта и кое-что переделать по собственным чертежам. У Панзара в Агобурге был двоюродный брат, гильдмастер. Корабль 'Августа' и назван-то был в честь жены брата. Семья корабелов всю жизнь связала с морем. Брат-гильдмастер, сам человек уже в годах, воспитал двух сыновей: старший держал верфи южнее, в Кранцбурге, а младший помогал отцу вести дела здесь.
Во время остановок и высадок на побережье Ариорх завел привычку таскать везде с собой капитана и графа, представляя себя и свою компанию как 'трое знатных путешественников'. В первую же минуту прибытия в порт Агобурга выяснилось, что 'Трое знатных путешественников' – одноименная забегаловка в грязном квартале напротив складов, расположенных позади Биржи, вызвав повод для подтрунивания над напыщенным судовладельцем и немало смеха.
– Ну, ладно, ладно вам! – тоже вроде как в шутку нахмурился Панзар, краснея в цвет рубашке, торчащей в прорези черной куртки. – Сейчас мне нечего вам предложить, господа, сушите весла, гуляйте до вечера. К закату приходите в дом моего родственника, вон, вверх по улице, направо, за каменной оградой со львами…
Почему-то львы оказались тоже плодотворной пищей для высмеивания судовладельца.
– Ну, все!! – Панзар всерьез обиделся и ушел, звеня ключами и рапирой у пояса.
Распрощавшись, Ротмунд свернул в какую-то узенькую улочку, тянущуюся на восток, около зловонного канала, наполненного вместо воды зеленой жижей сомнительного происхождения. Рядом с одной из низких лачуг на треногом табурете сидел странного вида человек. Все указывало на его род занятий – сети, растянутые на деревянных подпорках сушиться, и удочки, прислоненные к стене дома, и рыбный аромат, исходящий от стола, в который даже воткнут нож для чистки улова, и блестит кусочек чешуи. Однако, хозяин дома на типичного рыбака не походил ни капли – бросались в глаза некоторая дородность и чрезмерная бледность кожи, что просто немыслимо для моряка. При приближении Ротмунда он встал, хотя не мог его видеть – сидел спиной, и день был пасмурный, и шел тот против солнца, и по привычке бесшумно. У 'рыбака' были ясные, ледяные, выцветшие серо-голубые