class="p1">Голос издевался. Ульш не обиделся. Почему-то он допускал, что обладатель голоса имеет право насмехаться над ним. Ни ярость, ни вкус упущенного шанса не тревожили рыцаря. Да, он мог участвовать в этой бойне. Да, благодаря ему, эти люди могли победить. А для чего им нужна была эта победа?.. Снова – здорово?.. Поселиться в другом городке и за миску крови в сутки разбирать ссоры и тяжбы? Или воевать, раз уж такой талант у него к боевым искусствам? Привычно, просто. Арр, тошно! Повернул на северо-восток, мимо Швелена, обошел отроги Зана-Фра, подальше от границ Нобера, избегая встреч с людьми.

Двигался ночью. За ночь успевал пройти немалое расстояние, даже переплыл реку Брисну. Голоса леса Эрудэмерн становились тише по мере того, как он углублялся в земли Лиции. Идти становилось трудней с каждым шагом – не физически, тело радовалось свободе и быстро приспособилось к новому ритму существования, нет, бороться приходилось с сомнениями и страхами, с призраками прошлого. Во-первых, он все дальше уходил от Оберзее, а до сих пор не решил для себя, отправиться ли в плавание к берегам мифического Этвасда ради поисков совсем уж невероятного Невнятного Нечта. Был риск не успеть на корабль – а будут ли его, Ульша, ждать? Тем более, он не желал быть безголовой марионеткой и терпеть не мог, когда оказывался не до конца посвящен в чужие планы. Во-вторых, до сих пор не сумел сформулировать, чего же он хочет найти здесь, на земле, которую вот уже, да, срок немалый, четыреста лет, не видел, не чувствовал, вычеркнул из памяти даже имя ее…

Горы острым рядом зубьев окаймляли равнину. Осень брала свое: на обработанных полях золотилась пустая солома, деревья растеряли листву. Четыре часа пути – и он дома. Дома… Слово звучало нелепо и враждебно. Бывало, он представлял, как однажды вернется сюда. И все же не так. Обманул он самого себя. Затянул с бегством, отсрочил встречу с родиной. А теперь чувствовал, почему. Потому что эти земли ничем не отличались от всех других земель. Потому что и здесь его никто не ждет. И никому он не нужен, странный и опасный.

Что-то внутри рвалось наружу. Крик или плач. Но ни того, ни другого не последовало.

Ротмунд всмотрелся еще раз в незнакомый южный хребет Локен-Фре. Обернулся лицом на северо-запад. Даже воздух не разбудил чувств. Память не спала, не дремала. Он все прекрасно помнил. Видения прошлого проследовали одно за другим, четкие и суровые в своей неисправимой непреклонности. И все равно, обесцененные.

Шорохи и возня живых существ царапали слух. Ни единого человека на день перехода. Щемящая печаль смутила его твердокаменное спокойствие. У Юлиуса не было больше уверенности в целях, в собственном предназначении. Предназначения попросту не находилось. И оправдания не находилось.

Ротмунд достал клинок и уставился сузившимися зрачками на синий изгиб лезвия. Подержал на весу, посмотрел на горы, раздосадовано сунул обратно в ножны.

Ответов, и впрямь, не было. Спасибо, братья Эруду не нагрузили своими вопросами!

Стоило вспомнить Братьев, как они немедленно отозвались: 'Что, брат, одиноко и бесприютно? А знаешь, почему? Не ждет тебя там никто. Всюду чужая земля. Но и эта земля – чужая. Они ушли. Ты на земле, а они – под. А тем, кто на земле, ты – враг, а тем, кто под, – отступник. Да и им все равно. Потому что их нет. Они – и есть земля. Ты ходишь по ним! Ты топчешь тех, кто составляли твой род, твое племя! Вот почему ты не с ними, и никогда не вернешься к ним, даже став землей!!'

Юлиус сдался. Повернул назад, к стране, которую даже Инквизиция, а уж по части точности данных она собаку съела, считала его родиной. Лиция. Край равнин и плоских мыслей, хлебопашцев и воров. Впрочем, воров и в иных государствах предостаточно, и в Лиции попадаются умные люди. Размышление прервалось появлением с обеих сторон тропинки недобро настроенных, вооруженных теней. С великим изумлением заметил красные глаза, заостренные зубы и… отправил наполовину вытащенный меч обратно в ножны. Чего не ждал – встретить собратьев. И где? И…

Вдруг понял, что отправился в долгое странствие именно ради этого – найти братьев. Не эруду, не Первородного – с их не от мира сего юмором, нелепыми розыгрышами. Кого-то попроще, одного с собой возраста. Да, чтоб наконец кто-то ответил на проклятые вопросы…

'Вот, паразиты, не дали додумать!'

– Мы – Клан 'Над Лощиной'. Проходи прочь. Мы не принимаем чужаков на своей земле.

– И на сколько велики ваши владения?

– За ночь пройдешь. Поторапливайся! Я больше не намерен говорить с тобой, чужак. Иди прочь – или умрешь!

– Это не так-то просто, сударь…

– Не хвались! Думаешь, Дар Крови убережет тебя от гибели?.. Ты нам никто, значит – враг.

– А разве мы не братья?..

– Ты не один из нас. Мы – Клан 'Над Лощиной', а ты не нашего клана! Сомневаюсь, что ты вообще состоишь в каком-нибудь клане, – часовой поразмыслил немного и кивнул сам себе, сделав вывод: – Ты вообще странный какой-то! Короче – иди отсюда, пока не схлопотал!

– А с вашим главным мне никак не увидеться? Может, он выразит желание пообщаться со мной? Я считаю себя ценным собеседником. И не только… Я полезен в умеренных дозах… Зови меня сиром Безлошадным, Веселым Рыцарем.

Ульш смехотворно поклонился. Часовой и его напарник удивленно переглянулись. Не сказать, что они были молоденькими Новообращенными, они уже и позабыли, когда видели свет Солнца. Но никогда еще с таким вот психом не общались!

– Почему ты думаешь, что мы к тебе будем обращаться по имени? – фыркнул другой, до того молчавший. – Мы тебе ясно сказали – вали отсюда! Раз ты придурок – и нечего с тобой лясы точить!!

Они рванулись вдвоем, с кривыми двухлезвийными клинками. Минутный танец – ('Щегольство' – проклял себя Ротмунд, резко обрывая бой зигзагообразным взмахом меча) – безрукие часовые зажимали культями хлещущие кровью глотки. Он приблизился к ним, спокойно, тренированным движением воина, знающего, в каком направлении и под каким углом резать тело, чтобы достичь задуманного результата, располосовал вдоль, от подбородка до паха, потом поперек, отделяя головы от туловищ. Совершив то, что он вынужден был сделать, нельзя рассчитывать на понимание со стороны главы Клана. 'Господь Вседержитель, ошибкой было не послушаться первых слов часовых клана' – признался Юлиус, не медля ни на мгновение, уходя прочь. Впервые сразился он с братьями. Не хотел этого. Не оправдывал себя и не обвинял. Эруду, пару дней