– В смысле? Какого человека?

– Живого! – гаркнул я. – А вы его сделали мертвым!

Полковник сильнее затеребил кепку, пробуя ее на прочность.

– Хрень зеленая, – откомментировал он мои слова.

– Не выражайтесь. Тут вам милиция, а не свиноферма. Ездят по людям, что по траве. И еще выражаются.

– Как ездят? В смысле?

– Около двадцати трех часов пятнадцатого марта сего года вы на принадлежащей вам автомашине «Жигули» за государственным номером 19–45 на трассе около населенного пункта Васильевка совершили наезд на гражданина Самагина, – нудно, с расстановкой, безукоризненно соблюдая стиль протокола, загундосил я, пытаясь, чтобы голос звучал как можно гнуснее. – С места происшествия скрылись. Потерпевший скончался в районной больнице.

– Очень жаль, – обрадованно произнес Полковник.

– А когда переезжали его, жаль не было? – возмутился Железняков. – Не отвертитесь. Свидетели показывают, что были «Жигули». По всем приметам – ваша машина.

– Но…

– Явка с повинной. И надежда на мягкость суда, – отрезал я. – Больше вам надеяться не на что. Будете признаваться?

– Хренотень-то какая!

– Не будет, – махнул рукой Железняков. – Тогда в камеру?

– За дорожно-транспортное? – изумился Полковник.

– С трупом.

– Уф, дайте продышаться…

Я подождал, пока Полковник продышится.

– Пятнадцатого марта? – Его лицо просветлело. – Нет, начальники, не выйдет у вас это дельце на меня повесить. И не старайтесь.

– Почему? – удивился я.

– Я в этот день был в Москве.

– А почему не в лесу грибы собирал? – загоготал я.

– У жены спросите.

– Жена – главный свидетель. Прекрасно, – кивнул я.

– Жене говорит, что в Москву, а сам к любовнице. По дороге человека сшибает. Но не расстраивается. Потому что на человека ему плевать, – напирал Железняков.

– Вы где работаете? – спросил я.

– Пока нигде.

– А что вам в Москве было делать? – осведомился Железняков.

– К друзьям ездил. Дела были.

– Что за друзья? – давил Железняков.

– Неохота их впутывать.

– Чего с ним время терять? – махнул я рукой. – Забиваем в камеру.

– Э, начальнички, вы чего? У Виталика спросите. Я у него жил.

– Кто еще может подтвердить?

– Женщина его. И еще…

Он начал называть телефоны, адреса и имена. Набралось достаточно.

– А пятнадцатого я вообще был нетранспортабелен. Упал сильно и повредился. Отлеживался у другана. У Николы.

– Упал? К врачу обращались?

– В травмопункт Пролетарского района.

– Понятно. Пишите объяснение.

Написал собственноручное объяснение, когда и у кого был в Москве. Затем был допрошен с магнитофоном.

Наконец формальности были закончены. Доказательств, что в день убийства он был в Москве, мы надыбали предостаточно. Половина задания выполнена.

– Пишите: «Протокол мною прочитан, с моих слов записано верно». Замечания и дополнения есть? Нет? Так и пишите: «Замечаний и дополнений не имею». Роспись. Здесь. Здесь. Здесь. Все…

– Вы проверьте, – настаивал Полковник.

– Обязательно, – сказал я.

– А то – сразу в камеру. Незаконный арест.

– Несомненно.

– Ни на кого я не наезжал.

– Никаких сомнений, – соглашался я.

– Да? – вдруг удивился миролюбивости моего тона он.

– Конечно, Полковник. Ни на кого ты не наезжал. Ты человека завалил в Москве. Мы из МУРа.

Лицо Полковника стало дряблым, рот безвольно полуоткрылся… Через час он выложил все.

* * *

Вчера весь день моросил противный мелкий дождь, но сегодня распогодилось. Лучи солнца обрушивались на неприкрытую облаками обнаженную землю, падали в окно моего кабинета и отражались от лысины Непомнящего. Интересно, он ее моет по утрам или просто тряпочкой протирает, как ветровое стекло автомобиля? Спросить бы, да обидится.

– Как ваше здоровье, Сергей Иванович? – начал я разговор, как истинный джентльмен, с вопроса о самочувствии. Непомнящий был тоже истинным джентльменом и, как положено, ответил коротко, не утомляя собеседника излишними подробностями:

– Отлично.

– Как бизнес?

– Прекрасно, – тут оказалось, что он джентльмен только до определенной степени, поскольку демонстративно покосился на наручные часы и не слишком довольным тоном произнес: – Вы меня для этого вызвали? Я встречу с клиентом отложил, чтобы вы о моем здоровье заботились?

Что-то Непомнящий сегодня излишне нервный.

– Это я для того, чтобы психологический контакт установить, – усмехнулся я. – Как жена? Как дети?

Сигареткой угостить. Стандартные психологические ходы.

– Вы меня затаскали, – пожаловался Непомнящий.

– Зато сколько добра вернули. Не так ли?

– Так, – вынужден был согласиться он.

– И преступников мы наконец нашли. Вызвали вас, чтобы сообщить это приятное известие.

– Как нашли? – Непомнящий приосанился на стуле и выжидательно-напряженно посмотрел на меня.

– Нашли. И в кандалы заковали. Не ожидали?

– Не ожидал. Хорошо работаете.

– Вы даже не представляете, насколько хорошо. Кстати, ваша память не прояснилась?

– Нет.

– Посмотрите, вот они, разбойники, – я разложил на столе фотографии Датчанина и Самбиста. – Уголовные морды, хотя и не лишены некоторого отрицательного обаяния. Я бы не забыл, если бы столкнулся с ними.

– У вас странный тон. Что вы ерничаете?

– Дурной характер. Хлебом не корми, а дай повыделываться. Нет чтобы просто, без затей пригласить гражданина Непомнящего и поинтересоваться, как он убил коллекционера, писателя и видного демократа Порфирьева.

– Что?!

– И спросить у гражданина Непомнящего, куда он дел пистолет «Рюгер 22/45».

– Вы сошли с ума!

– Не сошел. Вот бланк явки с повинной. Несколько годков скостить можете.

– Вы взбесились!

– Да что уж вы, право, – отмахнулся я и все-таки не выдержал: – А вы по утрам лысину моете или бархоткой протираете?

Он очумело уставился на меня.

* * *

Требования к уровню образования и умственного развития у преступников-антикварщиков гораздо выше, чем у представителей других лихих профессий. То же самое касается и их социального положения. Торговать наркотиками на Северном рынке можно и с двумя классами образования – оно даже сподручнее, если ты азербайджанец из горного аула или цыган из табора, лишь бы знал, как деньги выглядят. Лазить по карманам спокойно может человек, выросший и живущий на помойке. Разделать сберкассу – тоже ума большого не надобно. Даже для создания липового акционерного общества не требуется знать ничего такого, чего нельзя было бы усвоить за три дня. Другое дело работа с произведениями искусства. Тут место натурам чувствующим, обладающим специальными, порой весьма глубокими познаниями в области прекрасного.