— Когда все началось?

— Не знаю, — ответил я.

— Знаешь. Когда все началось?

— Когда мы были в Лиссабоне.

— Врешь. Когда?

— В Италии, в Триесте. Когда мы вместе отдыхали.

— Когда, Роберт?

— На том новогоднем вечере.

— Когда?

— Когда ты впервые пришел вместе с ней.

Франк покачал головой:

— Я много об этом думал. И не мог поверить, что она выбрала меня. Не мог поверить, что она стала моей. Что мне так повезло.

— Тебе всегда везло, Франк.

— Да, и посмотри на меня сейчас.

Он закурил и протянул винтовку мне.

Сказал:

— Тебя убьет кто-нибудь другой, Роберт. Я не хочу больше о тебе думать. Я и так о тебе достаточно думал.

Я недолго колебался, но все же протянул руку и взял винтовку.

— Пожалуйста, — сказал Франк. — Мне не обязательно стрелять в тебя. Ты уже умер.

Он снова сел. Сказал, что теперь я могу пристрелить его. Этим я окажу ему большую услугу. Разве не об этом я все время мечтал? Поквитаться с ним?

Я молчал.

— Я не шучу, — сказал Франк. — Ты и вправду меня очень обяжешь, если пристрелишь. Почему бы не оказать услугу собственному брату?

— Замолчи, Франк! — сказал я, направляя на него дуло.

Франк глотнул воды. Он смотрел на меня, будто пытаясь поймать в фокус. У меня пересохло в горле.

— Расскажи мне про Ирен, — сказал я.

Он молчал.

— Расскажи мне про Ирен, — повторил я.

Франк сделал еще один глоток.

— Когда ты это понял? — спросил я.

— Не знаю, — ответил он.

— Знаешь, Франк. Когда ты это понял?

— Давно.

— Когда, Франк?

— В восемьсот четырнадцатом.[14]

Теперь встал я. Франк посмотрел на меня. На диване он казался маленьким. Мир вокруг меня закружился.

— Она была для меня всем, — сказал Франк.

— Замолчи.

— Именно так, — продолжал он. — Она была для меня всем.

Его хныканье меня раздражало. Я стиснул винтовку Подошел ближе к дивану.

— Рассказывай, — потребовал я.

— Что?

— Рассказывай.

— Что ты хочешь узнать?

— Я хочу узнать, каково это было.

— Что именно?

— Лежать с ней в постели, зная, что иногда она спит и со мной?

— Что с тобой, Роберт? Что у тебя с головой?

Я видел, как Франк побледнел, но не видел его глаз.

— Я кое-что хочу сказать, — сказал я.

— Да?

— Мы не идеальны, — сказал я. — Это в людях — самое хорошее. И самое плохое. Такое может быть. Такое бывает.

Франк тихо присвистнул.

— Нет, Роберт, у тебя в жилах не кровь. А моча.

— Замолчи, — сказал я.

Я подошел и ткнул винтовкой ему в горло. Мое тело обмякло и потяжелело.

— Ну, давай, — бросил Франк. — Просто пристрели меня.

Он сидел на диване смирно. Я подумал, что могу сделать то, что, по его словам, должен был сделать он. Застрелить его и утопить тело у плотины. Я стоял и держал палец на спуске. Комната вокруг меня исчезла. Голова ничего не соображала.

— Стреляй же, — сказал Франк.

Я знал: сейчас я могу допустить ошибку. Себе я доверять не мог.

— Стреляй, — повторил Франк. — Хватит трусить. Всю жизнь дрожишь.

Не знаю, сколько я так стоял. Стоял, пока не услышал звук подъезжающей машины. В окне летнего домика полыхнул свет. Автомобиль проехал по долине и остановился у крыльца. Я опустил винтовку.

— Даже тут ты оказался трусом, — сказал Франк.

Мы услышали приближающиеся шаги. Кто-то присвистнул. Постучался. В комнату вошел человек в форме. Это был Андреассен, коллега Франка. Он в удивлении смотрел на нас.

Я молча развернулся и вышел. Только подойдя к машине, я понял, что по-прежнему держу в руках винтовку. Я положил ее в багажник. В салоне «вольво» было прохладно. Обратно я поехал той же дорогой.

Часа в два ночи я добрался до центра. Никого. Электрические огни освещали магазины и автозаправки. Хотелось выпить, но все было закрыто. Фасады и двери ждали нового дня. В Одде чувствовалась пустота. Раньше ее не было. Как будто она разлилась с заброшенного комбината по всему городу.

«Вольво» мчалась по западной стороне от одного фонаря к другому, то попадая в пятна света, то исчезая, то снова появляясь, — от этого монотонного ритма хотелось спать. Сзади появился другой автомобиль. Я притормозил. И он затормозил. Я помигал фарами, но автомобиль не отстал. На отрезке перед Аскане я резко ударил по тормозам. Тот водитель сделал то же самое.

Я не стал сворачивать к Тукхейму, а продолжал ехать по главной дороге. Может, завернуть к промышленному району у Эйтрхейма? Глупее не придумаешь. Там я окажусь в ловушке. Перед тоннелем я добавил газу и въехал внутрь, когда спидометр заходил за сотню. Преследователь не отставал.

После тоннеля я сбавил скорость. Он ехал по пятам. В боковом зеркале горели фары его автомобиля. Мне показалось, что это «вольво», старая модель. Водитель поравнялся со мной и помахал мне рукой. Несколько сотен метров мы ехали параллельно. Потом он прибавил скорость и уехал вперед. Я попытался запомнить его номер. Задние огни исчезли за поворотом.

Я съехал на обочину и выключил двигатель. Надо было отдышаться. Этого парня я не знал. Внешность совершенно обычная. Я подумал, что он мог оказаться кем угодно.

Мне снился Франк. Наверное, после нашей драки, потому что на лице у него был порез, а на белой рубашке — кровь. Мы сидели в «Вольво-ПВ» и ждали «скорую». Франк попросил закурить. Я зажег сигарету и держал ее, пока он делал затяжку. Он закрыл глаза и выдохнул дым. Я сидел обняв его, будто любимую девушку.

Проснулся я в одиннадцатом часу — на диване, в одежде. Шум снаружи казался приглушенным, как будто кто-то убавил звук. Я вскочил на ноги с чувством беспокойства и кинулся проверять телефон. Ирен не звонила. Пока я мылся в душе, я попытался представить себе ее лицо. Но безуспешно. Видел только ее грудь и лоно.

Я побрился. Лицо сразу отмякло. На запотевшем зеркале я написал: «Ирен». Подумал, что люди пытаются скрыть, кто они на самом деле. Дурачатся. Но все, что мы делаем, отражается у нас на лице. Я видел в моем лице отражение Ирен. Она осталась во мне красивыми чертами. Теперь ее нет рядом, и красота тоже уйдет с моего лица.