и бросил на стол. Мысли путались. С этим мужчиной попросту нельзя говорить о важных вещах — он помнит все мои слабые места и жмет на них, давит, поглаживает…

— Ты — чужеземка. Неизвестно, что могло приключиться с тобой в Иссе. Оно и приключается, причем с завидным постоянством. Я решил добавить тебе чуточку удачи. Клянусь, тогда я не был знаком с тобой лично или с твоим дурным характером.

— Эй!

Оба моих запястья оказались заведены за спину. Я попробовала брыкнуться, но Демьян нагло развел мои ноги свободной рукой, вклинился между них коленом. Юбка поползла куда-то в район живота.

— Я до сих пор не поблагодарил тебя за свое спасение.

Моя попытка одернуть юбку окончилась полным провалом.

— Дверь открыта, кто-нибудь может зайти, — сказала я, запрокидывая голову, чтобы скрыть смущение. — И вообще…

— Что?.. — хрипло, на изломе дыхания.

— Сдалась я тебе? Неужели ты, весь такой таинственный и красивый, тайный советник при королевском дворе, грезишь о какой-то россиянке без роду, без племени? Или я нужна тебе на один раз?

Я произнесла это на едином дыхании, только бы не сорваться, не позволить себе остановиться и замолчать. Его ответ был резок:

— Ты — не на один раз.

— Тогда что с тобой?

— Поль, я сам не могу сказать. Считай, что ты — моё наваждение. Дурная привычка. Так будь ею или уходи. Я приму любой отказ.

Теперь отодвинулся сам Демьян. Его зрачки расширились, и потемневшие глаза казались бездонными озерами. Черной бездной, в которую так легко провалиться. Его дыхание потяжелело, и мышцы окаменели. Он застыл, точно мраморная статуя, лишь на шее билась напряженная вена.

— А кто сказал, что я собираюсь отказаться?

Если он моё проклятие, я согласна быть проклятой. Если цыганка права, и он пришел, чтобы разрушить мой мир, — пускай. Если ему суждено сгубить нас обоих, то мне безразлично, когда именно мы погибнем.

У нас есть «сейчас», что гораздо важнее всяких «когда-нибудь».

Мы целовались как люди, изголодавшиеся по близости. Захлебываясь друг другом, без возможности надышаться. Дрожащими руками срывали с себя одежду, касались разгоряченной кожи кончиками пальцев, повалили бумаги, и те усыпали пол своей белизной.

— Как только я увидел твои фотографии, то лишился рассудка. — Горячий шепот, от которого по позвоночнику поползли мурашки. — Чем это назвать, если не помешательством?

У меня на языке крутилось ещё одно — куда более пугающее — слово, но я не произнесла его вслух.

4.

Всю свою жизнь я сознательно бежала от привязанности. Чем сильнее ты дорожишь людьми, тем больнее они бьют — таков закон выживания. В студенчестве переехала на другой конец страны, только бы скрыться от школьных знакомств. Сейчас чисто случайно покинула Россию, о чем не слишком-то сожалела. У меня не было места, где бы хотелось остаться.

Но за неделю наедине с Демьяном я расслабилась настолько, что даже представила, как переезжаю в поместье насовсем, как повсюду появляются милые сердцу вещицы, и невзрачная гостиная преображается после моих дизайнерских изысканий.

О нет, мы не проводили вместе дни и ночи напролет, отрываясь друг от друга только для приема пищи. Ничего подобного (а жаль). Господин долины Роз постоянно где-то шлялся либо пропадал в кабинете, запершись на все мыслимые и немыслимые засовы, а я просиживала штаны в библиотеке, гуляла по долине и ощущала, что ещё немного, и сойду с ума от ничегонеделания.

Сильнее всего тяготело отсутствие общения. В доме, полном людей, я оказалась совсем одна. Прислуга была улыбчива, но неразговорчива настолько, что сворачивала в сторону, стоило мне попасться им на пути. Идешь себе вся такая замечательная, а от тебя шугаются как от прокаженной.

На шестой день мучений я не выдержала и приперла к стене юную служанку Людмилу. Лучшей болтушки не отыскать, потому будем колоть её.

— Привет, — лучезарно улыбнулась я. — Чем занимаешься?

— Подметаю, — с удивлением ответила Людмила, размахивающая веником.

— Ой, как интересно. Давно ты работаешь в поместье?

Я встала за её спиной, всем своим видом показывая, что никуда не денусь. Служанка стушевалась, оглядела свой веник так, будто примерялась: как бы огреть им докучливую особу (то есть меня) и сбежать с места преступления.

— Недавно. Если вы не против, я бы хотела дальше убираться.

— Не против, конечно. Происходит здесь что-нибудь интересное?

Взгляд Людмилы недвусмысленно намекал: «Вы б свалили куда подальше, уважаемая», но я всячески изображала дурочку и хлопала ресницами.

— Очень редко, — сдалась служанка, повернувшись ко мне. — Мы сюда работать приходим, а не сплетни сплетничать.

— Знаешь, мне кажется, что я какая-то неправильная, — прошептала жалостливым тоном. — Со мной никто не общается. Вот прям совсем. Я вас чем-то обидела?

— Глупости, — Людмила отвела взгляд. — Просто нам не велено вас донимать. Господин четко высказался на этот счет, и мы ему не перечим.

Ах, вот как! То есть я стала затворницей по милости Демьяна, который решил, что негоже прислуге ко мне приставать. А сидеть взаперти и лезть на стену от скуки — это, по его мнению, нормальное времяпрепровождение?!

— А что до других женщин? Мне казалось, у Демьяна должна быть целая орава незаконнорожденных детей от десятка любовниц.

Служанка быстро-быстро закачала головой и попыталась бочком протиснуться между мной и стеной. Не получилось.

— Не думаю, что это можно обсуждать с вами.

— Расскажи, пожалуйста! Мне безумно интересно. Клянусь, буду молчать обо всём, что узнаю. Я — могила.

Она помялась, но скорее ради приличия.

— Вы ничего не слышали про Марину? Не знаю фамилии, к сожалению. Я ещё здесь не работала, когда господин познакомился с ней. Говорят, что она была красивой, и он очень-очень ею дорожил, даже вытворял всякие поступки. Ну-у, романтические такие. Она была любовью всей его жизни, вот как мне рассказывали.

Меня несколько напрягало слово «была», так часто повторяемое Людмилой. Словосочетание «любовь всей жизни» тоже напрягло, но чуть меньше. Жизнь длинная, любви на всех хватит, а вот если про меня в скором времени тоже заговорят «была здесь Полина Иванова, а потом сгинула» — приятного мало.

— И куда она делась?

Служанка развела руками.

— Исчезла. Поговаривают, что…

На половине фразы Людмила замолчала, и мне пришлось применить всё свое обаяние, только бы расшевелить девушку. Лучше бы я этого не делала, ибо слухов об исчезновении Марины ходило великое множество. В самых безобидных из них она попросту погибала, а в худших — до сих пор оставалась пленницей господина долины Роз.

Очевидно было одно: перед тем, как Марина навсегда пропала, они с Демьяном крупно повздорили.

— Мне говорили, что господин вышел из комнаты, а