реку, что змеилась на такой глубине, что орлам в нее заглядывать страшно. Но мы оказались в этих местах впервые, поэтому нам было интересно, как выглядит река. Осторожно подошли к самому краю пропасти и заглянули внутрь. В нос ударил сырой запах крови, мне почудились человеческие голоса, будто изнывающие от страшных пыток. Саму реку мы не увидели потому, что над ней плыли темные густые тучи странных газов. Мочи-Мочи сказал, что тучи – это неосуществленные человеческие желания. А еще он сказал, что не будет рисковать своей шкурой ради какой-то головопастой собачонки, которая и говорить то не может.

– Нет уж, я пас! – говорит Мочи- Мочи, встав рядом с нами у края каньона.

– Но должен же быть способ перебраться? – с надеждой спрашивает Микола.

Циклоп сжал губы и сморщил их вправо, а глаз прищурил. Мы поняли, что он раздумывает.

– Ладно, – говорит Мочи-Мочи, подумав. – Есть один способ.

– И что же это за способ? – спрашивает Микола.

– Нужно вызвать дождь.

– Дождь?

– Да, дождь. Когда идет дождь, то из черных туч Великой Трещины поднимаются сотни мостов из человеческих костей.

– А как мы его вызовем? – спрашиваю я.

– Нужно выпить бульона из котла, когда суп сварю, а потом сказать заклинание.

– Какое заклинание? – подозрительно спрашивает Микола.

– Этого я сейчас не скажу, – циклоп повернулся к нам спиной, усадил Чмошника себе на плечо и, подняв котел, пошел вдоль скал.

Мы с Миколой пожали плечами и двинулись вслед за одноглазым великанам. Горный уступ, по которому мы шли, вскоре заворачивал за острую высокую скалу. За ней перед взором открылся огромный шалаш из вырванных с корнем гигантских елей, самодельный очаг из огромных булыжников, необъятная постель из мешковины, набитой соломой, сваленные в кучу деревья-дрова и целая гора крысиных костей. Так, по крайней мере, мне хотелось думать.

Место было опасное. Над нами поднимались головокружительные отвесные скалы, с которых в любую секунду мог сорваться камень, а бежать было особо некуда, поскольку уступ был не шире двадцати метров.

Мочи-Мочи усадил нас на высокий булыжник с плоскими перпендикулярными срезами, что придавало ему подобие каменного кресла. Сам он сел на такое же сиденье вместе с Чмошником по другую сторону очага. Это было прямоугольное сооружение, похожее на склеп с боковым бортами, выложенных камнями высотой около трех метров. Торцы этой горящей усыпальницы были открыты, чтобы закидывать дрова и выпускать дым.

Прямоугольная площадка очага была докрасна накалена, как электрическая плитка. Мочи-Мочи сказал нам, что этот очаг ему сделал сам Сатана. Прямо на раскаленную поверхность камня циклоп водрузил котел размером с двухэтажный особняк. С высоты нашего кресла мы увидели дохлую крысу-мутанта, которая медленно поворачивалась в крови, как стрелка компаса. Рядом с ней плавали узорчатые фигуры из её же кишок.

Великан закинул несколько заготовленных деревьев в очаг. Костер весело затрещал, повалил белый дым. Кровь нагревалась, впитывая крысиные жиры для бульона. Оставалось лишь ждать, когда варево будет готово.

– А чего ты не уйдешь отсюда? – спрашивает Микола циклопа через минутку.

– А куда мне идти, – пожимает плечами Мочи-Мочи. – Тут скалы кругом. Да и Сатане я обещал сторожить это место от всяких чудиков, вроде вас.

– А ты пробовал идти по уступу дальше?

– Да. Там тоже скалы.

– А еще дальше?

– Дальше я не пошел.

– Почему?

– Я устал и хотел есть. Я привык к супу из крыс, сваренных в человеческой крови.

– Если бы ты не ел свой суп, – говорит Микола. – То люди бы не умирали.

Циклоп тяжело вздохнул.

– Я не виноват, что люблю суп.

– Что верно, то верно, – говорит Микола.

Минут через десять кровь запузырилась и одноглазый радостно подскочил. Он кинулся к груде костей у отвесной скалы и нашел для нас два крысиных черепа вместо чашек. Вскоре Мочи-Мочи зачерпнул ими из котла и поставил на кресле рядом каждым порцию кровавой похлебки.

– Горячо! – говорю, макая палец.

– Пейте уже быстрей! – возбужденно призывает нас циклоп и сам чуть не прыгает от нетерпения. Даже Чмошник на него стал подозрительно смотреть.

– Тут что-то не так, – шепчу Миколе, пока тот еще не успел пригубить.

– У нас выбора особо нет – говорит Микола. – Давай я выпью, а ты посмотришь, что будет. Если все нормально, то сам пей.

– А если ты сдохнешь? – говорю.

– Сейчас уже, нафиг, без разницы. Но кто-то из нас должен найти Хаму. Должен.

– Давай жребий тянуть, – говорю я Миколе. – А то как-то не по-людски.

– Ладно, – соглашается Микола и стали мы пальцы выкидывать в камень-ножницы-бумага.

В общем, у меня бумага выпала, а у Миколы ножницы. Я рюкзак снимаю на всякий случай и Миколе его передаю.

– Если что, беги, – говорю.

И только поднял я свою чашу, чтобы испить её до дна, как циклоп как-то странно себя повел. Махает у себя перед мордой своими лапищами и кричит от злости «А ну отстань!»

Мы присмотрелись, а это синий шар. Кружит у гигантского лица, то в ухо циклопу пролезет, то в глаз ударит. Я пока не пью, смотрю, что дальше будет.

А дальше было вот что. Синий мерцающий шар (явно из той же породы, что я впервые повстречал у хижины в лесу) воспарил над котлом, завис над пузырившейся кровью и камнем упал на крысу. Точнее, нырнул прямо в её пасть. Мохнатый труп задергался в судорогах и вот у мертвого животного резко открылись глаза.

Крыса подняла голову и поплыла к краю котла в нашу сторону. Мы с Миколой вмиг встали и топоры свои в боевую позицию подняли. Крыса зацепилась за край котла, выбралась всеми лапами наружу и прыгнула с такой молниеносностью, что казалось, будто она просто исчезла. На самом деле она пролетела над нами и приземлилась ровно на верхушке спинки каменного кресла. Мы поворачиваемся назад, а она стоит на задних лапах, распотрошенная, с кишками наружу, но живая, и рот у неё начинать говорить человеческим голосом:

– Не пейте то, что он дает. Эта кровь держит его здесь. И вас она тоже отсюда не отпустит.

Я слушаю крысу и ее голос кажется мне знакомым. Камилла это, вот вам крест.

– Камилла? – говорю.

– Ну как бы да, – виновато разводит лапами крыса.

– Как ты нас нашла?

– Шла по следам.