Принцесса Делягина не сбросила, не смогла. Хотя и очень старалась. Она для начала взбрыкнула, высоко подкинув круп, потом встала на дыбы и попятилась на задних ногах, делала скачки в разные стороны, но все бесполезно. Делягин был ловкий и опытный наездник. Даже когда Принцесса применила хитрый трюк, которым часто в таких случаях пользуются умные и хитрые лошади, он все равно остался в седле. Даже потеряв стремена.

А что сделала Принцесса? Она ударилась в бешеный галоп, а потом резко стала, низко наклонив голову. В таком случае не очень ловкий всадник съезжает по крутой лошадиной шее и шлепается со всего маху попой на землю.

Но Делягин не шлепнулся. Он ловко соскочил и картинно раскланялся перед бабушкой. Как артист цирка после удачного выступления.

— Настасья! — это он воскликнул. — Эта лошадь создана для меня! Мы с ней единое целое! Кентавр в одном лице!

— Кто такой пентавр? — шепнул мне Алешка.

— Кентавр. Из древних легенд. Человек-лошадь.

Алешка незаметно переместился, чтобы взглянуть на Делягина в профиль. Потом опять шепнул мне:

— Похож. У него лицо, как лошадиная морда. Правда, у лошади покрасивее.

Хорошо, что мама его не слышала («Алексей! Разве можно так говорить о взрослом человеке?» — «А я виноват?» — буркнул бы Алешка). А бабушка, кажется, услышала, потому что чуть заметно усмехнулась, взяла из рук Делягина повод и повела Принцессу расседлывать.

— Настасья! — резко окликнул ее Делягин. — Ты пожалеешь!

А Принцесса вдруг заржала, как будто сердито рассмеялась. И демонстративно застучала копытами.

Вскоре праздник стал угасать и перешел в деловую часть. А потом взрослые пошли пить шампанское. Нам с Алешкой шампанское не положено, мы еще пошлялись по территории и стали разглядывать лошадиные фургоны. Они были очень большие и очень красивые. А водители у них — очень важные. Будто возят не лошадей, а президентов. А нам очень хотелось посмотреть эти фургоны изнутри — как там все устроено для лошадиного комфорта. Но все водители отгоняли нас от машин. Вежливо, но культурно.

— Вы что тут шляетесь? А ну брысь отсюда!

А вот с фургоном Делягина нам здорово повезло. Как раз в это время к нему подошел обормот Пашка, глянул на нас как-то не очень приветливо и о чем-то стал шептаться с водителем. А потом водитель запер кабину, и они куда-то ушли быстрым шагом.

Кабину-то он запер — мы из-за этого не заплакали, а вот задняя дверь — ворота целые — осталась открытой. Заманчиво так, приветливо. Мы переглянулись, перемигнулись. Я подсадил Алешку, он протянул мне руку.

В фургоне было уже темновато, но пока все еще видно. Он был разделен на части перегородками — стойла такие. В одной такой комнатушке стояли швабры, метлы, веники, ведра, а в другой, поближе к кабине, — целая куча свежего сена. Мы, конечно, на нее повалились и стали мечтать.

— Если бы я был лошадью, — сказал Алешка, — я бы не таскал всякие телеги и не носил на своей спине всяких дураков. Я бы целый день стоял на пастбище.

— И что? — я спросил вяло, меня вдруг потянуло в сон. День был уж очень хлопотный, а ночь короткая. Да и сено так славно убаюкивало.

— Что-что? Щипал бы зеленую травку, смотрел бы на реку, птичек бы слушал. Как они щебечут в небе. А ты, Дим? Ты бы хотел щипать зеленую травку? Или тебе больше сено нравится?

— Сено, — проговорил я, лениво проваливаясь в неудержимый сон. — Оно мягче.

— А ты его жевал, да? — спросил Алешка.

— Не помню, — сказал я. — Я птичек жевал. Жареных. На берегу реки…

Что там еще говорил Алешка, я уже не услышал. А услышал, разбуженный, некоторые голоса и какой-то стук — будто у задней двери фургона спустили на землю трап.

— Дим! — чуть слышно шепнул Алешка, схватив меня за руку. — Молчи изо всех сил!

Было совсем темно. И тихо внутри и снаружи. Только послышался легкий стук копыт по трапу, а потом по полу фургона. В дальнем его конце вспыхнул слабый плафончик. И кто-то сказал:

— Во второе стойло ее заводи. И привязать не забудь.

— А то! — ответил кто-то знакомым голосом. — Иди в кабину.

Свет погас, стукнула задняя дверь, звякнул запор. Заработал двигатель. Машина мягко тронулась и стала выбираться на шоссе. Поехали. Куда?..

— Мы этого достойны, — шепнул Алешка.

Фургон упористо шел по шоссе, увозя нас от родителей и от бабушки. И еще какую-то лошадь. Она стояла совсем рядом, за тонкой перегородкой, порой шумно вздыхая и переступая копытами.

— А где выключатель, Дим? — спросил Алешка.

— Откуда я знаю? Я тут первый раз.

— Давай искать.

— А зачем? И так все ясно. Делягин купил лошадь и отправил ее на свой конезавод. И нас вместе с ней.

— И мы, как дураки, будем ехать в темноте, да?

Как дураку мне ехать не хотелось. И я стал ощупывать стены в поисках выключателя. Потом сообразил, что он должен быть по логике у самой двери.

Так и оказалось. Я довольно быстро нащупал его, нажал — вспыхнул свет.

— Ни фига! — сказал Алешка. — Это Принцесса, Дим!

Да, в стойле находилась Принцесса и приветливо кивала нам головой, потряхивая своей волшебной гривой.

— Значит, бабушка ее все-таки продала, — сказал я. — Уговорил ее Делягин.

— Да не продала, Дим, — громко и горячо зашептал Алешка. — Он ее украл!

— Кто?

— Делягин! Украл!

— Кого? Бабушку?

— Принцессу!

— Тихо ты! В кабине услышат. Ну, украл… Подумаешь! Скажем папе, он живо этому Делягину по тыкве настучит. И Принцессу отберет.

— Да? А ты знаешь, что Делягин торгует лошадьми с заграницей? Ищи ее потом. Да он еще и перекрасит ее.

— Лех, — мне стало смешно, — это же не машина, это лошадь.

— Книги надо читать, — буркнул Алешка. И вдруг насторожился: — Приехали.

Точно — машина замедлила ход, свернула и так же медленно поехала дальше. Остановилась. Послышались голоса — наверное, охранник в воротах проявил бдительность. Снова тронулись. И вскоре опять остановились. Опять голоса. Загремел засов. Мы юркнули за перегородку. Дверь распахнулась, упал на землю трап.

— Ты что ж свет-то не погасил? — ворчливо заметил водитель.

— Я гасил. — Это был обормот Пашка. — Точно гасил.

— Ладно, давай выводи. Сейчас шеф приедет.

Пашка взобрался в фургон, пошел к стойлу, где волновалась Принцесса.

И тут… Я ничего не успел ни сказать, ни сделать. Лешка вылетел из-под моей руки, оттолкнул двумя руками Пашку и вскочил на лошадь.