Заткнись, пожалуйста.

Бремен слышит шаги врача за дверью, а затем их с женой ментальные щиты одновременно поднимаются – не разделяя их полностью, но немного ослабляя связь.

Джереми не открывает глаза.

* * *

Здесь я должен прерваться и сказать, что это первое знакомство с сексуальными чувствами Бременов стало для меня откровением. В буквальном смысле – пробудило почти религиозные сферы. Открыло для меня новые миры, новые системы мышления и понимания.

Конечно, я знал о сексуальных удовольствиях… по крайней мере, об удовольствии фрикций. И о печали после оргазма. Но эти физические реакции ничего не значили вне контекста взаимной любви и сексуальной близости, которую чувствовали Джереми и Гейл.

Мой трепет от открытия этого аспекта Вселенной можно сравнить с трепетом ученого, наткнувшегося на космическую теорию великого объединения. В практическом смысле любовь и секс между супругами Бремен – это и есть космическая теория великого объединения.

* * *

Со спермой у Джереми всё в порядке. Его часть обследования закончена.

В отличие от Гейл. В следующие девять месяцев ее ожидает череда обследований – иногда болезненных, иногда неприятных, но всегда бесплодных. Лапароскопия и бесконечные ультразвуковые исследования в поисках непроходимости труб, аномалий и заболеваний матки, фиброзных образований, кист яичников и эндометриоза. Ничего. Она проверяется на дефицит гормонов и наличие антител к сперматозоидам. Всё в норме. Ей прописывают «Кломид» и рекомендуют покупать дорогостоящие наборы для предсказания овуляции – серьезные ежемесячные расходы, – чтобы определить дни и часы, благоприятные для зачатия. Сексуальная жизнь Бременов становится похожа на военную кампанию: каждый месяц трое или четверо суток день начинается с анализа мочи с помощью тест-полосок, а заканчивается несколькими соитиями, после которых Гейл некоторое время лежит на спине, слегка приподняв согнутые в коленях ноги, дабы медленно движущаяся сперма могла успешно завершить свой путь.

Ничего. Девять месяцев никакого результата. Потом еще шесть месяцев.

Гейл и Джереми консультируются еще у трех специалистов. В каждом случае Джереми исключают на основе одного-единственного теста – подсчета сперматозоидов, – а его жена проходит серию обследований. Она теперь точно знает, когда нужно выпить два литра воды, чтобы дотерпеть до конца ультразвукового обследования, не испортив больничную рубашку.

Обследования по-прежнему ничего не выявляют и никого не удовлетворяют. Бремены не оставляют попыток завести ребенка, но в конечном итоге отказываются от ежедневных графиков и анализов, боясь загубить искренность своих чувств. Возникает мысль об искусственном оплодотворении, и они соглашаются подумать, но не сговариваясь отвергают этот вариант еще до того, как выходят из клиники. Если сперматозоиды и яйцеклетки в норме, если с репродуктивной системой Гейл всё в порядке, то лучше довериться случаю и естественному порядку вещей.

Однако естественный порядок вещей их подводит. Следующие несколько лет Гейл и Джереми продолжают мечтать о детях, но уже не говорят об этом. Даже размышления Гейл на эту тему во время мысленного контакта угнетающе действуют на обоих. Иногда, когда его жена держит на руках новорожденного ребенка друзей, Джереми шокирует ее реакция на прикосновения к младенцу и на его запах. Ее сердце тоскует… это понятно… но отзывается все тело Гейл: груди начинают болеть, а матка словно пульсирует, реагируя на новорожденного. Это лежит за пределами опыта Джереми, и он удивляется, что две разновидности человеческих существ – мужчины и женщины – живут на одной планете, говорят на одном языке и предполагают, что могут иметь что-то общее, несмотря на такие базовые, глубокие различия.

Гейл знает, что ее муж хочет детей, но также знает и о его опасениях насчет собственного ребенка. От нее не укрылись эти островки беспокойства в его сознании: страх врожденных дефектов, сомнения, касающиеся возможности присоединения еще одного сердца и ра-зума к идеальному двухполюсному созвездию их отношений, а также общая ревность, что кто-то или что-то другое может получить внимание и любовь Гейл, которые сейчас принадлежат только ему.

Жена Джереми видела это беспокойство, но считала, что такое свойственно всем мужчинам. Она не заметила кое-что очень важное.

Бремена ужасала мысль о неполноценном ребенке. В самом начале их суровых испытаний, когда казалось, что беременность наступит через несколько недель или месяцев, он лежал ночью без сна и перебирал свои страхи.

В колледже Джереми немного изучал вопросы вероятности в генетике и поэтому знал о возможных результатах этой генетической игры в кости: синдром Дауна, хорея Хантингтона, болезнь Тея-Сакса, гемофилия… и так далее. Еще до первой беседы с врачом он знал вероятность такого события: один процент, что у пары родится ребенок с серьезным, угрожающим жизни дефектом. В возрасте двадцати лет вероятность рождения ребенка с синдромом Дауна у Гейл составляла 1:2000, а вероятность другого серьезного дефекта хромосом – 1:526. Если они будут ждать, пока Гейл исполнится тридцать пять, вероятность составит 1:300 для синдрома Дауна и 1:179 для генетических заболеваний в целом. К сорока годам кривая вероятности резко идет вниз: 1:100 для синдрома Дауна и 1:63 для других серьезных дефектов.

Мысль о том, что у них родится умственно неполноценный или уродливый ребенок, повергает Джереми в ужас. Страшит его, хотя и не так сильно, и неизбежность того, что любой ребенок изменит их отношения с женой. Первый страх Гейл видела – и отвергла, от второго она улавливает лишь слабые отголоски. Бремен старательно прячет эти мысли от нее – и от себя, – используя перенастройку ментального щита и помехи, когда во время телепатического контакта возникает эта тема. Это один из двух секретов, которые он хранит от Гейл все время, пока они вместе.

Второй секрет также связан с ее бездетностью. Только он вроде бомбы с часовым механизмом, тикающей между ними и под ними, готовой разрушить все, что у них есть, или даже надежду на то, что у них может быть.

Но Гейл умирает раньше, чем раскрывается второй секрет… раньше, чем Джереми успевает поделиться им и избавиться от него.

Однако этот секрет по-прежнему является ему во сне.

Бремена спас Папаша Сол.

Полиция, получившая описание человека, который совершил нападение у торгового центра на Шестнадцатой улице, прочесывала картонные поселения под мостами через реку Платт. Уличные торговцы уже несколько месяцев жаловались на попрошаек и бездомных, заполнявших торговые ряды в дневные часы. Это нападение стало последней каплей, и городская полиция рвала и метала… в буквальном смысле. В поисках молодого пьяницы в очках, со светлыми волосами и всклокоченной бородой они перевернули вверх дном все временные хибары и навесы, от Маркет-стрит в центре города до западных пригородов в районе Стоункаттерс-роуд на холме над шоссе I-25.

Его спас Папаша Сол. Джереми бегом вернулся к своему убежищу около реки, забрался в брезентовую палатку и стал рыться в наваленных в углу тряпках в поисках дешевого вина «Найт Трейн» в бутылке с завинчивающейся пробкой. Найдя бутылку, он сделал большой глоток, пытаясь вернуться в сумеречный туман безразличия и нейрошума, который теперь заполнял его жизнь. Но адреналин продолжал поступать в кровь – словно сильный ветер, он сдувал накопившийся за несколько месяцев туман.