С юридической точки зрения чиновник считался организатором кражи (какие там у него были побуждения, Фемиду не интересовало абсолютно). Однако твердых доказательств не нашлось и под суд несостоявшийся «знаменитый сыщик» не попал. Однако разозленный вельможа и в самом деле обратился к его начальнику – правда, совершенно не с той просьбой, о которой мечтал чиновник. Ему пришлось заплатить хозяину полную стоимость изничтоженных часов, со службы его уволили, и вдобавок ему пришлось уехать из Москвы – история эта стала широко известна, и чиновник в самом деле прославился на всю Первопрестольную, но совсем не так, как ему мечталось. Стал объектом всеобщих насмешек, вот и пришлось позорным образом покинуть столицу, грустя над разрушенными мечтами…

Но этот эпизод – единственный комический. Во всех остальных случаях дело обстояло гораздо серьезнее: Яковлев преступников вылавливал старательно и методично. Причем не только при помощи своих «ищеек». В личной храбрости ему никак нельзя было отказать: «Для него не только не было тягостно, но даже составляло приятное занятие переодеваться в разные платья (до революции слово „платье“ употреблялось применительно как к женской, так и мужской одежде. – А. Б.), а иногда в рубища в парике и с подвязанной бородою часто обходить в ночное время отвратительные убежища нищеты, разгула и преступлений». То есть «хазы» и «малины», где в любую минуту можно было получить нож в спину или кистенем по голове. Достоверно известно, что несколько раз Яковлеву буквально чудом удавалось избежать смерти – ко всему прочему он был еще и везуч.

Человек незаурядной силы, он, встретив разыскиваемого или подозрительного, полицию на помощь не звал – сам бросался на такого субъекта, связывал и отводил в полицию. Правда, несколько раз «субъекты» оказывались посильнее, и Яковлеву доставалось так, что пару дней, а то и недель приходилось лежать в постели. Для таких случаев у Яковлева имелось одно-единственное лекарство, которое он считал самым надежным, – русская водочка, употреблявшаяся и для растирания, и внутрь.

А теперь – о неприглядных сторонах биографии Яковлева. С одной стороны, он и в самом деле переловил изрядное число всевозможных преступников и вернул хозяевам огромное количество денег и ценных вещей, которых те лишились в результате краж или ограбления. За что вполне заслуженно был награжден несколькими орденами, не раз получал наградные табакерки, перстни и часы, дослужился до чина коллежского советника (штатского полковника). Но в то же время…

Пренебрегая существовавшими в те времена официальными запретами, Яковлев вовсю применял на допросах тогдашние методы «активного следствия». Проще говоря, мордобой, розги, кормление селедкой с лишением воды и другие «наработки» того времени. Подследственные порой жаловались на это на суде, но знаменитому сыщику эти жалобы всякий раз сходили с рук. Поскольку Яковлев обставлял все так, что свидетелей и прямых улик не было.

А потому уркаганы его боялись как огня. Один примечательный пример: как-то московский обер-полицмейстер, генерал, по каким-то причинам лично допрашивал взятого по обвинению в краже субъекта. Опять-таки вопреки официальным запретам пару раз заехал ему в личность, но ничегошеньки не добился: подозреваемый (по описаниям свидетелей, верзила самого уголовного вида), как говорится, ушел в глухую несознанку. Генерал, в конце концов понявший, что ничего не добьется, распахнул дверь в свою приемную и крикнул:

– Яковлева сюда!

Это произвело прямо-таки магическое действие: Яковлев еще не успел войти, а детинушка рухнул перед генералом на колени, признал себя виновным и принялся подробно рассказывать, как совершил преступление. Этого примера достаточно, чтобы показать, какой репутацией пользовался Яковлев в уголовном мире.

Много лет Яковлев в праздничные дни и в день своих именин принимал солидные денежные «поздравления» от владельцев разнообразных торговых и питейных заведений, а то и от содержателей иных притонов – так что и «крышеванием» не брезговал. И если бы только это… Кроме «чистых» расследований, когда вина подозреваемого сомнения не вызывала, Яковлев порой откровенно шил дела. Был у него такой метод: изловив вора с чем-нибудь недешевым краденым, Яковлев либо сам, либо через своего многолетнего доверенного письмоводителя помогал изловленному кое-что вспомнить. Вор очень быстро «вспоминал», что продал краденую вещицу такому-то и такому-то московскому обывателю (понятно, Яковлев выбирал людей, стоявших на социальной лестнице не особенно высоко). У оговоренного, чаще всего ночью, устраивали обыск, указанной в протоколе вещички не находили, но все равно брали под стражу – показания имеются… Не чувствовавший за собой никакой вины обыватель прекрасно знал зато репутацию Яковлева и «благодарил» определенной суммой, после чего выходил на свободу, а вор тут же сознавался, что оговорил безвинного человека из-за каких-то старых счетов. Как правило, этот фокус – с одним и тем же вором и одной и той же вещью – повторялся несколько раз.

Ну, вот такой был сын своего времени… С одной стороны, взяточник, хапуга, частенько стряпавший липовые дела, с другой – и в самом деле отличный сыщик, успешно работавший не только в Москве, Яковлев часто выезжал в командировки и в другие города, так что, без преувеличений, был всероссийской знаменитостью.

В последние годы царствования Александра I звезда Яковлева закатилась. Времена пришли новые, более либеральные – за соблюдением «Закона о неделании пристрастных допросов и истязаний при следствиях» стали смотреть строже. Яковлева потихонечку спровадили в отставку с пенсией, и он несколько лет вел спокойную, небедную жизнь отставника, пока в 1831 году в шестьдесят лет не умер от свирепствовавшей тогда холеры…

Во времена Николая I большой известностью пользовался знаменитый московский сыщик Поляков, раскрывший немало серьезных преступлений и крупных афер. В силу некоторых обстоятельств его именовали еще и «самородком». Дело в том, что Поляков, хотя и дослужился за несомненные заслуги до пристава, образования не получил вообще никакого и был едва грамотен. Так что за всю его долгую службу все бумаги (за отдельное вознаграждение) вел опытный письмоводитель. Тем не менее Поляков много лет писал мемуары. Сохранись они, чтение, без всяких сомнений, было бы преинтереснейшее, да вот беда… По воспоминаниям современника, «форма их изложения так всецело расходится с законами грамотности и так противоречит грамматике, что лица, в руках которых эти записки побывали, наотрез отказались придавать им какую-нибудь литературную форму». Так что после смерти Полякова эти бумаги наверняка оказались выброшенными на помойку, а жаль…

О профессионализме «самородка» хорошо говорит один-единственный факт: уже во времена реформ Александра II молодые судебные следователи с университетским образованием, но без практического опыта много и часто обращались к отставному уже Полякову за советами и консультациями.

Можно еще упомянуть, что на службе Поляков сколотил себе капиталец в 200 000 рублей – еще один сын своего времени…

Его ученик, пристав Шидловский, тоже в свое время прославился как известный сыщик, специализировавшийся главным образом на крупных кражах, растратах и подлогах. В отставку вышел с капитальцем в 400 000 рублей…