Так, братец, соберись! Надо, всего лишь, встать и подняться к дому. Пройдёшь каких-то сто метров, поднимаешься на второй этаж, и всё.

Но блять, это не так уж и просто, когда дорожка перед глазами переливается всеми цветами радуги и болтается из стороны в сторону. Большую часть пути я двигался, можно сказать, наощупь. Ни черта не видел, плёлся по памяти, так как проделывал это уже не раз.

Мне было, наверное, лет тринадцать, когда мы со Ставросом впервые напились. Утащили из коллекции отца несколько дорогущих бутылок и расправились с ними на пару. А когда пришло время возвращаться домой, не смогли осилить подъём до подъездной дорожки. Завалились прямо тут, у причала, и проспали до обеда, где нас потом нашла Элена. Никогда не забуду её криков, когда она поняла, где бы были всю ночь…

— Ай! — простонал я, ударившись ногой о ступеньку и с трудом сохранив «равновесие».

Всего каких-то десять минут мучений и болезненных падений, и я стоял перед единственной дверью во всём этом чёртовом доме, за которой всегда любил находиться. Даже спустя столько лет, я запретил что-либо в ней менять… Всё должно оставаться как тогда, двадцать два года назад…

Повернув ручку, открыл дверь и оказался в своём родном уголке. Знакомый запах, который всегда действовал на меня успокаивающе, ударил в нос и коснулся кожи, будто лаская. На мгновение, позволить себе поверить в невозможное. Закрыл глаза и представил, что это она меня встречает своими заботливыми и любящими объятиями. Я прижимаюсь к родной груди, вдыхаю сладкий аромат её духов с привкусом ванили, и возвращаюсь туда, где всё закончилось. Будто и не было всех этих лет. Я — тот самый Арти, каким меня видела и знала лишь она одна…

Бледный свет луны осветил мечты, превращая их в жалкую пыль. Невесомые частицы прошлого растворились в тусклом бело-голубом освещении, заполняя собой комнату. Печать грусти, выжженая на обратной стороне моего сердца, отозвалась привычной болью, расползаясь невидимыми волнами по всему телу, опутывая его своей прозрачной паутиной.

Пошатываясь и грозясь расплостаться прямо в дверном проёме, с трудом избавился от обуви. Кожаные мокасины, измазанные в грязи, разлетелись по углам комнаты. В одних только штанах, полностью пропахших водорослями и рыбой, подошёл к кровати, аккуратно лёг на самый краешек и дёрнул на себя одеяло.

Всё, Арти. Пора баиньки.

Сара

Впервые за несколько ночей, мне удалось выспаться. Возможно, это стоит приписать чудодейственному воздействию греческого вина многолетней выдержки или сильнейшему изнеможению, коем пребывал мой организм, но факт остаётся фактом. Мне удалось проспать всю ночь без единого пробуждения. Ощущение, будто сознание вдруг отключилось, из-за чего назойливые признаки прошлого так и не смогли достучаться до него.

Просыпалась медленно, желая растянуть приятную дрёму как можно дольше. Понимала, что пробуждение не принесёт с собой ничего, кроме новой порции разочарований, поэтому старательно сжимала глаза, подобно маленьким детям, впервые играющим со взрослыми в «прятки». Сидишь в своём уголке, крепко зажмурив глазки, наивно полагая, что раз ты ничего не видишь, значит и другим тебя не видно…

Продолжая балансировать на грани сна и реальности, попыталась повернуться на спину, но что-то явно удерживало меня. Нечто сильное и тяжёлое, лежащее поперёк талии, из-за чего дышать было совсем неудобно.

Неприятная догадка, тут же, пронзила заспанный ум, моментально разогнав из головы туман. Распахнув глаза, замерла, боясь пошевелиться. Чувствовала себя зайцем, оказавшимся в металлическом охотничьем капкане, зубцы которого болезненно вонзаются в беззащитную плоть.

На помощь тактильным ощущениям пришло и обоняние. Терпкий запах алкоголя, приправленный сигаретным дымом и другим, отчётливо воссоздающем в памяти образ одного-единственного человека, которому он принадлежит, ударили в нос, вызвав острое желание чихнуть. Это был Артур!

Он лежал у меня за спиной, забросив на мой живот свою медвежью лапу. Он что, спал здесь всю ночь?!

Неприятный спазм скрутил желудок, отозвавшись болью в груди. От злости на него и на себя, за то, что ничего не поняла ещё раньше, перед глазами запрыгали чёрно-белые мушки, портя и, без того, плохое зрение.

Схватив широкое, покрытое бронзовым загаром и мелкими завитками тёмных волос, мужское запястье, сбросила его с себя. В эту секунду меня ничуть не беспокоило, проснётся Артур или нет. Мне было глубоко параллельно, что он подумает и как поведёт себя. Я лишь хотела, как можно скорее, избавиться от противных прикосновений и скрыться в неизвестном направлении.

Пускай, называет меня трусихой или старомодной дурой. Мало ли, какие ещё изощрённые издевательства и клички способен придумать его коварный ум. Но я не собиралась доставлять ему удовольствия снова смотреть на меня своими артуровскими глазами и отпускать в мой адрес пахабные шуточки, типа той, что я — наивная серая мышь, пытаюсь его соблазнить. Нет! Нет! И миллион раз нет! Этому не бывать! Я не стану мириться с его потребительским отношением к женщинам. Не позволю вешать на себя ярмо «одной из многих». И дело здесь вовсе не высоких моральных принципах или космической самооценке, которой я не обладаю.

Вскочив с постели, схватила с прикроватной тумбы очки и поспешила водрузить их на нос. Комната вмиг приобрела ясные очертания, моим глазам открылся вид спящего мужа во всей красе. Конечно, если так можно назвать Артура, в этом момент больше походившего на бездомного из спального района Москвы. Честное слово, от одного только взгляда на эту «неописуемую красоту» почувствовала себя дурно.

Короткие, некогда уложенные в модную укладку, тёмно-русые волосы торчали в разные стороны. Тонкая, всегда ухоженная, бородка обросла и являла собой лютый страх любого барбера. Образ альфа-самца, которого так любил придерживаться Епремян, был разрушен в пух и прах. Я готова поклоняться, что ни одна, хоть немного уважающая себя девушка или женщина, никогда не стала бы обращать внимание на такого Артура. И чем дольше я на него смотрела, тем больше в этом убеждалась.

Лежал он на животе, раскинув руки в стороны. Из одежды на мужчине были только чёрные зауженные джинсы, пояс которых спустился совсем низко, почти обнажив верхнюю часть ягодиц. На штанинах виделась высохшая грязь, словно прошлую ночь он провёл, как минимум, гуляя и прыгая по лужам. Но это великолепие было ничем по сравнению с тем, что творилось на спине Артура.

Широкая, покрытая ровным загаром и мышцами, которые даже во сне казались каменными, могла бы вызвать истинное восхищение, если бы не одно «но». Ярко-красные полосы разной длины и глубины образовали на коже подробную карту мира. Женщина, оставившая на нём эти отметины, явно понимала, какой ошеломляющий эффект они произведут на зрителя.

Все вопросы, касательно того, где и чем занимался Артур последние несколько суток, отпали сами собой. Живое доказательство этому лежало у меня перед глазами.

Несколько секунд стояла, совсем не двигаясь. Мышцы словно отрафировались, налились свинцом и застыли. Я смотрела на его спину, а внутри меня бушевал ураган разных, абсолютно противоречивых, эмоций. Злость, обида, негодование — все они обрадовали во мне огромный, многогранный спектр, во главе которого, как на царском троне, расположились омерзение и презрение. В эту минуту Артур был мне противен намного больше, чем когда-либо до. Он доказал, что не достоин иного. Ему это, просто, не нужно, и он даже не пытается этого скрыть.