Это мне показалось совсем уж ненужным, и навопрос о профессии я ответила:

– Нимфоманка.

Этот здоровый балбес стал меня спрашивать, какпишется это слово, и мне пришлось продиктовать по буквам. Девушки покатились сосмеху, и даже два инспектора, мирно спавшие за своими столами, присоединились кним.

Несмотря на этот смешной инцидент, ячувствовала себя очень плохо. Мне было холодно, хотелось спать, и я улеглась насвободный столик, чтобы хоть немного отключиться. За моей спиной кто-тодопрашивал Жоржетту. У нее даже имени не спросили, она тогда была слишкомизвестна.

– Эй вы, пишите повнимательнее, а то в вашемрапорте будут одни ошибки, – сказала Жоржетта молодому полицейскому.

Он тут же ответил, указывая на меня:

– Как тут сосредоточиться, когда эта стерваподсунула мне под нос свою голую задницу!

К пяти утра нас снова впихнули в машины иповезли в тюрьму Томбс. Так я побывала там в первый раз. На нас заполниликарточки и подвергли новому допросу. Только в отличие от полицейского участка вэтом месте были собраны все отбросы общества: воры, бродяги, пьяницы,наркоманы, хулиганы и проститутки.

Нас сфотографировали и подвергли унизительномуосмотру. Свирепая на вид охранница заставляла нас нагибаться вперед, назад,раздвигать ноги, чтобы любой предмет, который мы могли бы спрятать, например,во влагалище, выпал. Нас силой заставили сходить в туалет, а потом заперли вразных камерах. Заключенные кашляли, разговаривали, кого-то рвало – в общем,веселенькая обстановка!

Было страшно холодно. Ночь тянуласьбесконечно, а я не могла сомкнуть глаз. К восьми утра нас перевели в еще болееужасную камеру, в которой сидели темнокожие проститутки в кожаных мини-юбках иразноцветных париках.

Они забросали нас вопросами, словно сидетьночами в вонючих камерах было для нас обычным делом. Одна девушка с избитымлицом особенно заинтересовалась мной и все время о чем-то расспрашивала. У неебыла присущая многим привычка хлопать собеседника по руке, прежде чем очем-нибудь спросить.

– Эй ты, блондинка (хлопок по руке)! Ты,видать, одна из тех девушек по вызову, которым платят по двадцать пять долларовв час?

– Да нет, ошибаетесь, – ответила я. – Намплатят по сто долларов в час.

Конечно, я прихвастнула, но у насдействительно было ощущение, что по сравнению с этими отбросами общества мыпросто аристократки.

Она, казалось, совсем не была задета и сказалабез всякой зависти:

– Скажи-ка, старуха (снова хлопок по руке),твой чувак придет тебя забирать?

– Мой «чувак»? Какой «чувак»? – озадаченнопереспросила я.

Я еще не знала тогда терминологии уличныхпроституток.

– Да твой сутенер, разве у тебя его нет?

Ее очень поразила моя неосведомленность и то,что на свободе меня никто не ждет. Она уже порядком мне надоела, и я хотелатолько одного – чтоб она заткнулась. Я все думала, что же со мной будет. Ещегод назад я готовилась к свадьбе, мечтала создать семью – и вот теперь я втюрьме, в компании двух десятков жалких проституток…

– Оставь ее в покое, – приказала Жоржетта. –Она новенькая, ко всему этому не привыкла.

В этот момент за нами пришли и повели в залсуда.

Картер, банкир, с которым я провела вечер,сидел среди публики. У него хватило деликатности прийти, чтобы узнать, что же снами будет.

Нанятый Жоржеттой адвокат, оказавшийся весьмакстати родственником судьи, поднялся и произнес защитную речь. Я не очень-топоняла, что там говорилось. Но был он, безусловно, человеком способным,поскольку судья, выслушав его, объявил:

– Дело прекращено!

Мы вышли и отправились перекусить. ВстретилиКартера и адвоката, я поблагодарила их обоих, и Картер с тех пор стал моимбанкиром.

Потом я пошла к Жоржетте, забрала вырванныестранички моей записной книжки и поехала домой. Я зашторила окна и проспалачетырнадцать часов подряд, стараясь забыть одну из самых страшных ночей в моейжизни.

Февраль. В Нью-Йорке холодно и идет снег.Совершенно не хочется работать. Постоянно переживаю свой первый арест. Полныйдуховный упадок…

Довольно с меня клиентов, мадам, полицейских –короче, всего, что связано с моим ремеслом!

Мне было очень одиноко. Я порвала всякиеотношения с Полем, а все, кого я знала, отдыхали на Пуэрто-Рико. Я чувствовалаострую необходимость сменить обстановку, попутешествовать, от всегоосвободиться. Решено: уезжаю на Пуэрто-Рико!

Я позвонила в компанию «Пан Америкэн» изабронировала место на самолет, вылетающий через два часа. Я даже непотрудилась уложить вещи. Под зимнее пальто надела легкое платье, сунула всумку самое основное: зубную щетку, кое-какую косметику, тампакс ивибромассажер. Решила, что остальное наверняка смогу купить на месте.

Я почувствовала себя лучше, лишь когда самолетвзлетел. Мне хотелось интересных встреч, ведь я так легко схожусь с людьми ипроста в общении. Именно поэтому, наверное, у меня нет потребности в курении,спиртном или в наркотиках. В хорошей компании я расслабляюсь совершенноестественно.

Хотелось развлечься и провести несколькоприятных дней. Все мысли о работе выбросила из головы напрочь.

Когда мы приземлились, в Сан-Хуане была жара.Все показалось мне прекрасным. Я взяла такси и поехала в отель «Рэкит Клаб»,где останавливались мои друзья, и попробовала снять номер.

– Бесполезно даже мечтать об этом,мадемуазель, – обескуражил меня портье. – Мы не в состоянии предложить вам нетолько номер, но даже ванную, чтобы провести ночь.

Для владельцев гостиниц конец недели – поравесьма напряженная. Можно было подумать, что все евреи Нью-Йорка поназначализдесь встречи. Я быстро нашла своих друзей. Они предложили мне переночевать вих номере на диване, очень узком и неудобном. Но я утешилась мыслью о том, чтомое пребывание здесь скорее всего не затянется.

На следующий день я купила платье, босоножки,купальник и устроилась на краю бассейна. Меня окружали в основном супружескиепары, но я также заметила порядочное число «охотниц» еврейско-американскогопроисхождения, в париках, с накладными ресницами, вылавливавших редких одинокихмужчин.