Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дуглас обнимает меня и шепчет успокоительные слова. Теперь я слышу его.
– Диана, все в порядке. Ты дома. Не о чем волноваться.
Я открываю глаза. Да, я у себя в комнате.
– Сейчас ты просто вспоминаешь свое вчерашнее самочувствие. Ты в безопасности. Я очень сожалею, что так случилось.
– Это не твоя вина.
– Нет, моя, и я себя виню. Я должен был бы предвидеть, как на тебя это подействует. Мы вышли в сад, и поначалу все было замечательно. А затем мы направились в парк и почти дошли до пруда. Вот тогда-то и произошел сбой. Это было слишком рано, слишком поспешно. Я побуждал тебя пройти дальше, чем ты могла.
– А что было потом, когда мы вернулись домой?
– День был еще в разгаре, но ты легла в постель. За это я тоже себя виню. Кто-то должен был бы оставаться с тобой.
Я вспоминаю. Дуглас ушел. Радуясь, что одна, я лежала в постели и смотрела на стены комнаты. Мне казалось, будто я стала хранительницей прошлого и теперь пришло время его отпустить. Все эмоции, сожаления, утраченные надежды и мечты. Словом, всё. Когда я закрыла глаза, замелькали лица тех, кто ушел раньше меня. Потом прошлое растаяло, и меня охватило необычайное спокойствие. Мне сказали, как надо действовать. Настало время позволить себе упасть в дыру, существующую в моей жизни, оставив всю боль позади. И тогда я решила проглотить таблетки. Я счастливо улыбалась. Наконец-то я приняла решение.
– Миссис Уилкс встревожилась, – слышу я слова Дугласа. – Она принесла ужин и не смогла тебя добудиться.
– Я думала… так будет лучше для всех. Дуглас, мне очень стыдно за доставленные хлопоты.
Он треплет меня по руке:
– Я послал Симоне телеграмму. Попросил приехать и побыть с тобой, пока ты не наберешься сил для переезда в деревню. Я уже распорядился насчет коттеджа. Его подготовят, меблируют, и он будет тебя ждать.
– Значит, я туда поеду? – спрашиваю я, глядя Дугласу в глаза.
– Думаю, это наилучшее решение. Согласна?
– Не уверена, – отвечаю я, и мое сознание куда-то уплывает.
– Я тебя не заставляю, но в противном случае придется нанять медсестру для круглосуточного наблюдения за тобой, а ты говорила, что тебе этого не хочется. И потом, меня очень волнует, как ее присутствие скажется на Аннабель.
Я возвращаю внимание к нему.
– Ты знаешь, когда Симона приедет?
– Нет. Но я просил ее приехать безотлагательно.
Надеюсь, Дуглас позволит мне оставаться здесь, пока я не окрепну. Я не высказываю это вслух, но он читает мои мысли, поскольку я слышу:
– Не волнуйся. Никакой спешки.
– Я не собиралась глотать таблетки. – Я смотрю на него затуманенными глазами. – Мне словно голос велел.
Дуглас морщит лоб. То ли от тревоги, то ли от гнева. Я не знаю.
– Именно по этой причине тебе нельзя оставаться одной. Я не могу быть уверен, что какой-нибудь голос не прикажет тебе причинить вред Аннабель. Чем обернется завтра, если ты не уедешь?
Я отворачиваюсь. Вопрос серьезный. Правдивость слов Дугласа вгрызается в меня. Напрасно я заикнулась про голос. Неужели я ощутила себя настолько потерянной, что уже не видела пути назад? Неужели я совсем потеряла надежду и прошлое так меня сломало? Или голос усмотрел шанс? Я еще не могу признать, что голос – это я сама.
Глава 27
Закончив выступление, Белл собиралась вернуться к себе, еще раз перечитать письмо Симоны и пораньше лечь спать. Она вышла на крыльцо глотнуть свежего воздуха и увидела Эдварда, который ее дожидался.
– Прогуляетесь со мной? – спросил он, награждая ее одной из своих соблазнительных улыбок. – Сегодня чудесный вечер. И у меня хорошие новости.
Белл взглянула на темно-синее небо, усеянное звездами. После знойного дня в воздухе ощущалась живительная прохлада. Поблизости ночные птицы перепархивали с дерева на дерево.
– Я согласна.
– Вы замечательно выглядите. Какое чудесное платье!
– Благодарю. Это второе платье, которое я сшила в китайском квартале.
Эдвард остановился и взял ее за руку. Белл тоже остановилась.
– Это не шутка? Китайский квартал – опасное место. Их тайные общества доставляют нам нескончаемые хлопоты. Там полным-полно ростовщиков, а о творящихся жестокостях даже китайцы не осмеливаются сообщать.
– Глория тоже говорила, что там опасно, но я ходила с одной танцовщицей.
– Я избегаю китайского квартала, как чумы. Того и гляди нарвешься на какого-нибудь головореза.
– Значит, вы там никогда не бываете? – спросила Белл, вспомнив, как видела его с рыжеволосой женщиной, почему-то показавшейся знакомой.
– Только в крайних случаях. А теперь о другом. Вы пришли к какому-нибудь выводу?
– О чем?
– О вашей матери. О младенце. О случившемся. Словом, обо всем.
«Я совсем не считаю свою мать виновной», – подумала Белл, но вслух сказала другое:
– Пока нет. Я просто привыкаю к своей новой жизни.
Эдвард улыбнулся, но в его взгляде промелькнуло что-то еще. Зачем она ему солгала?
– Кстати, я услышала историю о громко плачущем младенце. Его плач слышали вскоре после похищения моей сестры, и было это вблизи отеля.
– От кого вы ее узнали?
– От швейцара.
– А-а, старая сплетня.
– Так вам известна эта история?
– Да. Где-то уже слышал.
Ответ Эдварда показался Белл странным. Привратник говорил, что его отец ничего не сообщал властям. Вдруг это и впрямь сплетня? Эдвард мог слышать ее где угодно.
– Впрочем, это было слишком давно, – сказала Белл. – Людям свойственно что-то додумывать.
Они шли по Фэйр-стрит, где воздух наполняли вечерние ароматы. Дневной пятнистый свет исчез, и сейчас на фоне звездного неба деревья выглядели совершенно черными.
– У меня есть кое-какие новости для вас, но если вы не откликнетесь, тогда… – Он ненадолго замолчал. – Впрочем, ничего страшного.
– Вы разожгли мое любопытство.
– Любопытство, как известно, сгубило кошку, – засмеялся Эдвард.
– Я что, похожа на кошку? – удивилась Белл.
– У вас глаза зеленые.
– И что?
– Я обнаружил полицейский протокол о белом младенце, которого видели у бирманской пары.
– Где?
– На пароходе, плывшем вверх по Иравади в Мандалай. Возможно, это очередная история, которая ничего не проясняет.
– Интригующе. Полиция сумела узнать, откуда у них белый