шаманки, но в его голосе явно проскакивала нежность. — И с ещё большим трудом признаёт ошибки. Думаю, будет уместно, если мы извинимся за неё перед вами обоими. Надеемся, что наша помощь в какой-то мере искупит всё то, через что вам пришлось пройти. А сейчас извините, нам нужно пожелать ей светлого утра и завершить все обряды. Ведь вчера наш четвёртый супруг наконец-то окончательно вошёл в семью.

С этими словами он приобнял Цефена, в очередной раз покрасневшего, и повёл в сторону домика. Остальные мужья увязались за ними, сияя улыбками и хлопая его по плечам.

— Никогда мне этого не понять, — сказала Ира, провожая их взглядом. — И как они умудряются не ревновать?

— А кто тебе сказал, что они не ревнуют? — удивился Варн. — Всё как у всех. Ревность знакома даже родным по крови. Детёныши ревнуют мать, мужья — супругу к малышне. Они просто приняли друг друга, прошли через притирку и ссоры и поняли, что им ничто не помешает быть рядом. И тебя, кстати, смущает не то, как они уживаются, а то, как у них хватает сил друг на друга. Ты почему-то считаешь, что испытывать разные чувства, неодинаковые по силе, — преступление.

— А разве нет? Если кого-то любишь больше, разве другой не будет в обиде? У нас дома у некоторых народов даже прописано в законе: если больше одной жены, то будь добр, и время подели одинаково, и подарки, и внимание. Чтобы никого не обидеть.

— Странно такое слышать. Все разные. Кто-то любит тишину и одиночество и не обрадуется такому разделению, предпочтя видеть желанного редко, но в самые нужные моменты. Кому-то будет не хватать внимания. Как можно загнать такие вещи в клетку?

— Просто чувствам, им же не прикажешь. Они могут и остывать со временем, а союз — это надолго. И действительно, может не хватать сил на всех сразу. Вот тогда и помогают эти правила, чтобы никто не чувствовал себя обиженным. У одного из народов нашего мира[7] есть легенда о прекрасном боге Луны, Чандре, который взял в жёны двадцать семь сестёр, но в итоге любил только одну из них. По закону он должен был уделять внимание всем жёнам и любить их одинаково, но он видел только прекрасную Рохини.

— И что? — Варн наклонил голову, выражая искреннее любопытство.

— Что, что. Папаша девушек облагодетельствовал зятя чахоточным проклятьем, тот чуть на тот свет не уехал в своей колеснице. Ну, там боги вмешались, спасли, конечно, но с тех пор Чандра-Луна меняет свою форму на небосклоне — здоровье уже не то, и ведёт себя с жёнами как положено.

— Я б на месте папаши ещё б и по лбу заехал, — оскалился Варн. — Безразличие и отсутствие чувства долга по отношению к тому, кого взял под крыло, это совершенно не то же самое, что попытка подстроиться под чужой характер и дать избраннику необходимые тишину и одиночество. Безответственный этот ваш Чандра. Хватает сил на одну, так и брал бы одну, а то ишь! Двадцать семь.

— Ну, божественные заморочки, статус, все дела. А что ваш порядок говорит на этот счёт? Как у вас? Или то, что ты сказал мне раньше, что с кем инстинкт велит, с тем и… не разбирая, — это ты буквально имел в виду?

— И это тоже. У нас есть и пары, и долгие союзы, но в большинстве своём мы всегда вели свободный образ жизни. Пока не случилось проклятия. А сейчас уже неважно. На зов тела ответил, хорошо время провёл, и ладно.

— А как же дети? Как им объяснять, что у родителя может быть много…

— Никак. Когда детёныш становится зрелым, а у нас это быстро, его принимает в свои ряды семья. Вся семья. От прогрызающих скорлупу до сложивших крылья. И уже без разницы, кто твой родитель. Ведь он тоже часть семьи, и выше этого ничего нет. Хотя связь с теми, кто подарил нам жизнь, не исчезает до самого её конца, давая нам чувствовать тепло привязанности и необходимость прийти на помощь вовремя. Ну а связь родителя с детёнышем вообще ярче круга равновесия светил, хотя за дитя кого-то из семьи вступится любой нир-за-хар.

— Ясно. И всё-таки мне наше понятнее.

— Когда двое?

— Да. У меня дома сейчас достаточно свободные законы и выбирать пару можно столько, сколько считаешь нужным. Но лично моё мнение, если уж выбрал, то старайся строить совместную жизнь изо всех сил.

— Что-то в этом есть, — сказал Варн, обдумав её слова. — Чара, когда выбрала себе моего брата, тоже говорила что-то подобное. Они уже давно живут вместе, хотя в первые циклы их даже разнимать приходилось. У обоих характеры, будто живой огонь по телу течёт вместо крови. Они её друг у друга не только образно, но и буквально попили. Но Чара всегда была рассудительной, и в итоге они нашли себя друг в друге.

— Да, твоя невестка очень мудрая жен… то есть самка, — сказала Ира, про себя в очередной раз подивившись порядкам ящеров. — Она мне понравилась. Ладно, раз с перевозкой зверей решили, расскажи мне про влари. Альтариэн и Каю сказали, что ваша семья с ними на короткой ноге и За ты хорошо знаешь. Какие они?

Варн уселся на траву, явно показывая, что разговор будет долгим.

— Влари — создания, не похожие ни на одно существо в Рахидэтели. Я не берусь описывать их облик, потому что какие бы слова ни подобрал, они не создадут в твоей голове нужной картинки. А мысленный образ не передаст и сотой доли впечатлений. Удивительные пальцы и глаза, способные видеть невозможное. Их законы и принципы не предусматривают ни заключения в тюрьму, ни смертной казни. У подгорников очень ценятся труд и знания. Один из законов Карража, который обязан соблюдать ставленник Каменной Империи, — это давать убежище учёным и ремесленникам. Каждого попросившего защиты проверяют влари. И если существо действительно способно создать нечто удивительное руками или придумать что-то новое, то Карраж становится для него самым безопасным местом во всех Низинах. Что бы существо ни совершило за его пределами, пока его разум и руки творят, ни один судья или стражник не дотянет до него лапы. Также в Карраже нашли прибежище многие из амелуток, что выносили для нас детёнышей. Семья рядом, пойди только пальцем тронь — головы пооткусываем! Стража города не вмешивается в нашу месть — это тоже одна из договорённостей с подгорниками.

— А какие у влари обычаи? После сквирри, наверное, меня уже ничем не удивишь, но…