– Интересно, по чью он душу? – тихо, как будто Угрюм мог услышать его даже в коридоре, прошептал Агап.

Танг промолчал. Воин мог только надеяться, что целью их пленителя станет или рукокрыл, или нео.

«Хотя, может, он тащит сюда еще кого-нибудь? Кто знает, сколько раз в день он выезжает на охоту… и сколько вообще дней прошло с тех пор, как нас сюда приволокли?»

Звук шагов отвлекал от размышлений, мешал трезво думать. Впрочем, развлекаться догадками тоже не имело особого смысла – Угрюм должен был появиться с минуты на минуту и развеять последние сомнения.

Ожидая пришествия молчаливого тюремщика, Танг невольно вспомнил тот детский череп, который видел в коридоре, и ненависть запылала в темноволосом воине с новой силой. Ему захотелось проломить Угрюму голову его же топором, изрубить мерзавца на мелкие части и скормить получившийся «гуляш» безногому нео и орущему рукокрылу.

«Как жаль, что такая возможность мне вряд ли представится!»

Угрюм на сей раз шел без добычи, только за плечом его болтался старый вещмешок.

«Небось, там его зелья-снадобья лежат», – догадался Танг.

Пульс участился. Дурные мысли возникли, как по мановению волшебной палочки, и темноволосый воин протяжно скрипнул зубами. Он чувствовал себя ребенком, которого окружила стая крысособак – сил, чтобы одолеть мутантов, недостаточно, а сбежать не дадут. Находясь в плену мрачных дум, Танг смотрел на великана, идущего к их камерам. Судя по всему, он явился к кому-то из них.

Слева шумно сглотнул Агап. Похоже, его мысли были очень схожи с танговскими.

Угрюм остановился, не дойдя двух метров до решетки, потянулся к кобуре на поясе и достал пистоль. Танг при виде оружия буквально застыл.

«Это боевой? – промелькнуло в голове. – Или тот, с усыпляющими дротиками?»

Понимая, что, стоя на месте, он только облегчает Угрюму задачу, воин принялся расхаживать из стороны в сторону. При этом Танг ни на секунду не выпускал из виду пистоль молчаливого тюремщика, попутно обдумывая, как бы до него добраться.

А Угрюм, меж тем, с невозмутимым видом поднял руку с пистолем и направил его на пленника. Танг тут же ускорился, надеясь, что его мельтешение собьет великана с толку. Агап, наблюдающий за происходящим действом, затаил дыхание. Секунды теперь утекали в вечность, словно остывшая смола – медленно, явно не слишком мечтая о расставании со временем настоящим.

Выждав несколько чудовищно долгих мгновений, Угрюм все-таки нажал на спусковой крючок.

Дротик ударился в стену прямо перед лицом Танга, и парень невольно замер, с легкой оторопью уставившись на «снаряд», упавший к его ногам. Тут же грянул второй выстрел, и воин, спохватившись, шагнул в сторону, но было уже поздно: на сей раз Угрюм попал точно в цель.

Танг почувствовал укол в области шеи, поспешно схватился за дротик, выдернул его и отшвырнул в сторону… однако зелье уже попало в кровь. Ища поддержки, темноволосый воин уставился на Агапа, но картинка перед глазами уже расслаивалась и теперь напоминала веер – вместо одного соседа бедняга увидел пятерых, нечетких, практически размытых. Ноги моментально налились тяжестью, и Танг, попытавшись их передвинуть, без сил рухнул на пол своей камеры. Хотел быстро встать, но тело уже не слушалось. При этом сознание отчего-то меркнуть не спешило; возможно, Угрюм заменил прежнее усыпляющее зелье парализующим, желая, чтобы жертва не отключалась, а воочию наблюдала за всеми его последующими действиями.

«Может, он и мне ноги отрезать решил? – подумал Танг, глядя в стену перед собой: из-за проклятой отравы он не мог даже шею повернуть. – Сейчас достанет из своего мешка тот самый топорик и давай рубить…»

С громким щелчком открылся замок камеры, скрипнули петли, и сильная рука грубо и резко перевернула Танга на спину. Увидев перед собой маску Угрюма, воин попытался зажмуриться, но даже на эту мелочь оказался не способен.

«Что ж за проклятье?!»

Молчаливый тюремщик положил вещмешок Тангу прямо на грудь, открыл рюкзак и склонился над ним. Не в силах ничего предпринять, темноволосый воин наблюдал за тем, как Угрюм внимательно изучает содержимое, как медленно, будто до последнего сомневаясь, вытаскивает какой-то коричневый пузырек и шприц.

«Ну, хоть не топор!..»

Мысль эта принесла мало облегчения. Что, если зелье из пузырька превратит Танга в такого же уродца, каким уже стал Агап? Что вообще представляют из себя эти снадобья? И чего хочет добиться Угрюм?

Вопросов было масса, но хмурый тюремщик явно не собирался отвечать ни на один из них. Не говоря ни слова, он набрал полный шприц мутноватой зеленой жижи из уже помянутого коричневого флакона, после чего воткнул иглу в вену на шее Танга и стал медленно выдавливать содержимое. Темноволосый воин внутренне напрягся, но что он мог поделать? Парализующее зелье лишило его возможности двигаться, и Танг смиренно терпел, практически физически ощущая, как по венам растекается странная сыворотка Угрюма. Пока что неясно было, как она повлияет на организм, но воин не сомневался: как только он вновь обретет способность чувствовать собственное тело, зелье тюремщика заявит о себе во весь голос. Агап говорил, что первые несколько часов он буквально горел изнутри, а потом еще долго изнывал от периодических вспышек боли.

Резким выверенным движением выдернув шприц из вены, Угрюм залепил ранку на шее куском грязного пластыря, дабы не кровила. Подхватив вещмешок, молчаливый тюремщик резко встал. Танг увидел, что в правой руке великана снова появился пистоль.

– Стой! – успел воскликнуть Агап, прежде чем грянул выстрел.

Темноволосый воин не видел, что случилось, но слышал, как что-то упало на пол.

«Видимо, сосед», – догадался он.

Угрюм, с мешком в руках, перешагнул через неподвижного Танга и вышел из камеры. Снова зашумели петли, заскрипел замок, снова заголосил нео в клетке:

– Убью! Сука! Ноги!

Проснулся и рукокрыл, при виде Угрюма замахал целым крылом и опять бросился на решетку всем изувеченным телом. Только Агап молчал; его, судя по всему, парализовало, как и Танга.

«Скорей бы прошло это оцепенение… – думал воин, глядя то влево, то вправо, то перед собой. – Хотя… если за ним последует боль, может, лучше пусть вообще не проходит?»

Звуки, уже знакомые, повторялись снова. По ним Танг легко мог представить, что происходит в соседней камере – Угрюм открывает дверь, входит, склоняется над парализованным Агапом, вкалывает ему мутно-зеленое (или иное) зелье и уходит, предварительно заперев замок обратно.

Вскоре шаги молчаливого тюремщика стихли. Остался только слабый крик одинокого нетопыря и храп уснувшего нео.

Двое хомо лежали в своих камерах и смотрели в потолок, не в силах пошевелиться.

Возможно, перемены в их телах, которые должны были вызвать последние инъекции, уже начались, но пленники этого пока что не чувствовали.