— Егорушка, дорогой, ты здесь? — И здесь, исейчас, мадам Филиппова! «Филиппова»? Что за новости? Кто таков? За кого тыменя еще норовишь выдать замуж? Мне, вроде, хватит уже по вашему брату скакать,пора с тобой угомониться. — А вот был когда-то такой великий булочник вПитере Филиппов… Она звонко рассмеялась: — Если уж выдавать меня за чью-тотень, то давай уж за более густую: за Елисеева. Можно и за Нобеля: ух, я тебепремию оторву! — Ты прямо скажи: хотела бы сейчас испить квасу? — Да,мой господин, прямо отвечаю, без уклончивости. — А орешковпогрызть? — Да, мой господин. — Мягкого мороженого полизать? —О, мой господин!.. — Чашечку кофе испить? — С булочкой или спирожным? — С хрустящим хлебцем. — Ммм!.. — Ну, а если мы сребятами откроем здесь такие ларечки, да еще с креслицами плетеными подтентами? — В Париже подсмотрел? — Нет, в Кабуле. Ну, что, готова статьмадам ля-Филиппова? Она прижалась ко мне мимолетно и вздохнула: — Гладко былона бумаге…

О, как права она была! И если слизь хищную и долгорукуюрэкетирскую (проще — бандитскую) мои афганцы с началом дела круто поставили наместо, то куда труднее было осилить вязкий чиновничий пластилин!.. Но все этобыло позже, а сейчас, с наводки экономиста Алевтины ив движении за ручку поДворцовой набережной с женою Анастасией я воочию увидел, где и как можнозаложить весьма серьезный фундамент для благосостояния своего семейства и дляфинансовой поддержки своего картографического концерна.

Но я возвращаюсь памятью к этой, одной из многих, нопочему-то особенно запомнившихся прогулок: да, мы ходили и в театры, и наконцерты, и в филармонию, но, грешен, вкус мой оказался не настолько изощрен,чтобы испытывать там такие же подъемы духа, какие были у Насти. Она-то,случалось, во время какой-нибудь симфонии буквально вцеплялась ногтями в моюпуку и говорила потом, в перерыве, насколько прослушивание со мною дает ейбольше новизны и остроты впечатлений, чем слушание музыки в одиночку. Я-то,конечно, с готовностью соглашался, но для меня чаще всего серьезная музыка вбольшом зале была поводом лишь для расслабления, отдыха и отключения. Что тутподелать? Я читал как-то, что даже великий Чарльз Дарвин в своей«Автобиографии» с сожалением сообщал, будто не воспринимает высокогохудожества, что оказался не развитым в эстетическом отношении. Вот и моя жизньоказалась в данном смысле не на высоте. А во время той прогулки сквозь белыеночи я наслаждался всесторонне: и призрачным светом, и сказочной архитектурой,и могучей рекой, и, главное, сердечной радостью от слияния с любимой женщиной.Что меня грело больше всего и наполняло чувством прочного устойчивого,внутреннего счастья? Тут я хочу высказать свое главное понимание возможностипрочных супружеских отношений: я представлял себе две пересекающиеся впространстве ракетные траектории или два прожекторных луча — вот модельбольшинства, к сожалению, браков. Встретились-пересеклись жизненные пути двухчеловек, вспыхнули на этом перекрестке ярким пожаром, а затем — их судьбаотносит друг от Друга, все дальше и дальше, и пожар этот, естественно, горитвсе тише и слабее, пока и вовсе не загасает. А что же нужно, что в идеале?Трассы, не перекрещивающиеся в одной точке и затем расходящиеся, но слившиесявоедино — на всю оставшуюся жизнь.

Мне с Анастасией было очень хорошо, начиная с самой глубокойглубины души. Да, началось-то все для меня с того поразившего меня первогофизического ощущения, когда на памятной новогодней вечеринке я пригласил ее натанец и почувствовал руками под какой-то невесомой кофточкой упругую, нежную,гибкую талию. Это восприятие волшебного женского естества — тонкая талия надсильными широкими бедрами, эта шелковая грудь, в которой я сразу растворился вовремя медленного танца, — вот где коренилось для меня начало любовногопотрясения.

Да, все началось с глубинного трепета при столкновении сэтим совершенным телом, с этим несказанным чудом природы. Конечно же, ее симпатичноелицо, разумеется, высокий уровень доверительного внимания к собеседнику иразвитый интеллект весьма облагородили и по-человечески преломили природу моеговспыхнувшего влечения и физического восхищения ею, но импульс пошел, как бысказать, снизу, не от головы и даже не от сердца. Мне пришлось к моменту нашейвстречи пересечь жизненные траектории не малого числа женщин, порождающих огоньв крови, иные из них, например, Дарья, обладали редкостной красоты точенойфигурой, но тот удар, который я получил, прикоснувшись к талии Анастасии, шел,очевидно, от излучения самой близкой моему естеству ее генетической субстанции,думаю, именно от нее.

Что поделать: хотелось бы выглядеть потоньше в отношениифилармонических концертов и смотреться подуховнее относительно мотивовпервовлечения к Анастасии, но правда есть правда, и только она не подведет и невыставит меня тем, кем я в действительности не являюсь. Однако потом, когда якак никогда прежде крепко стал на якорь полнокровной физической радости с этойженщиной, началась трансформация и моего так называемого духовного мира. Четкомогу сформулировать то, что впервые в жизни я, уже старый мужик,женатый-переженатый прежде, обрел в этом союзе.

Во-первых, для нее свята была моя индивидуальность, мояособность. Предположим, что по своим качествам я — типичный верблюд. Да, некрасавец, да, в трудах изнурительных и долгих наработал аж два неэстетичныхгорба, да проплешины на этих горбах видны, но ведь есть же у меня какие-тодостоинства? Так вот, никогда не высказывалось сожалений в том, что я не есть,образно говоря, гарцующий вороной жеребец-двухлетка. Короче говоря, она приняламою суть как данность, как полное мое право на жизнь согласно собственнымустановкам и собственному темпераменту. Да, разумеется, она так же, как и я,хотела моего совершенствования, освобождения от слабостей, но именно моего, иименно от моих, а не некоей трансмутации.

Во-вторых, мое благорастворение, мое блаженство с неюзаключалось в том, что это было состояние постоянной поддержки, заинтересованногоодобрения, это было чувство союза и союзника. Господи, сколько сил, лет и дажедесятилетий ушло у меня в прошлом на борьбу с партизанским движением всобственном тылу, когда прежние мои супруги хотели, чтобы я жил так-то итак-то, по их велению, а не по своему разумению. Сколько нужно было затратитьвремени, сил, чтобы вернуться в спокойное состояние, пригодное для нормальнойработы, после подобных встрясок, объяснений и выяснений! Сколько возмущенныхвысказываний вытерпел я, например, в ответ на свой категорический отказвыслушивать за завтраком, когда настраивался на новый трудный день, причитанияпо поводу ухудшающихся жизненных обстоятельств в державе!

Да, возможно, они и были правы по-своему: им нужно былосбросить пар и, вероятно, имеются на свете такие супружеские сочетания, гдемужьям с утра оная информационная грязь интересна… И вот: хвала всем богам,Анастасия одобряла и всячески оберегала этот столь необходимый для меня ясный ибодрый утренний настрой. И не только сама поддерживала, но и детейстимулировала на доброе и веселое поведение за завтраком, то есть на полноеотсутствие нервозности. Это малый пример, но так было повсеместно: онаподдерживала меня. Могу сказать: если мне не создавать душевных помех, в чемпреуспевали мои предбывшие, то в спокойном состоянии я выдаю 100 % своихвозможностей, но если меня поддерживать, если искренне восхищаться тем, что уменя реально получается, если одобрять меня, то возможности эти возрастаютдесятикратно! Обычный мужчина становится суперменом, если в него верит егоженщина. Жаль, что этого не знает значительное большинство жен: ихнедоброжелательная пилежка подрезает тот самый опорный сук, на котором держитсягордость и преуспеяние их мужчин.