Надо ли говорить о том, какой из этих двух мальчишек получилбольшее наказание со стороны исследуемых взрослых? Это, наверное, покажетсястранным, но Первому «впаяли на всю катушку», второму «простили все». На чем жеосновывалось такое решение взрослых? Только на том, как вел себя ребенок подугрозой наказания: один демонстрировал страдание, другой его не демонстрировал.Один виртуозно исполнил роль жертвы, а другой отказался ее исполнять. Одногопожалели, а другой не сумел, не смог или не захотел вызвать у нас жалость. Самииспытуемые объясняли свое решение просто: «Этот видно, что раскаялся, а этот,может быть, и лукавит». В общем, если хочешь, чтобы тебе поверили, — будьубедительным!

Ребенок — существо слабое и зависимое. Если ему нужночего-то добиться, то единственным способом, который работает безотказно,является демонстрация собственного страдания. Он взывает к сочувствию, ародители и воспитатели, вместо того чтобы обучить его навыкам преодолениястрадания, идут самым простым путем: делают за ребенка то, что он долженсделать сам. В результате ребенок не обучается самостоятельно преодолеватьсобственное страдание, но зато хорошо выучивает, как можно манипулироватьдругими людьми, инсценируя свое страдание.

Какой же можно из всего этого сделать вывод? Очень простой:в детстве, провинившись, но проявляя признаки страдания («раскаяния»), мы моглирассчитывать на пощаду. При этом раскаивались ли мы в действительности или нераскаивались, наших воспитателей не интересовало, они реагировали только на ту,роль, которую мы отыгрывали, — то ли роль страдаю щего («жертвы»), то ли рольнесломленного бойца. У первой, конечно, было больше шансов для того, чтобызакрепиться и определять наше поведение в дальнейшем. В результате каждый изнас представляет собой идеального актера, изображающего собственное страданиена сцене собственной жизни. Мы не замечаем собственной игры только потому, чтоверим в иллюзию страдания, а она пользуется нами, ведь она ничто без нашей верыв нее.

Не забывай о том, что все, чем ты обладаешь в этом мире, вдень твоей смерти перейдет в руки другого человека. Но то, чем ты являешься,навсегда останется твоим.

Генри Ван Дайк

Зарисовка из психотерапевтической практики: «Наша жизньскладывается, а мы ее разрушаем…»

Страдание, как уже было сказано, тренируется, более того, сраннего детства мы отрабатывали приемлемые формы своего страдания, т.е. училисьстрадать так, чтобы нас за это родители не наказывали. Вот почему нашестрадание может проявляться совершенно по-разному, есть здесь и «половые» особенности.Девочки и мальчики, как правило, переживают разную, как говорят ученые,«социализацию страдания». Если плач девочки провоцирует родителей на действия«защиты» (девочек чаще всего берут на руки, утешают и задабривают), то плачмальчика обычно вызывает у них агрессию: «Ты не должен плакать! Мальчики неплачут! Что ты ноешь, как девчонка!»

Родителям кажется, что подобным образом они воспитываютсвоего сына, делают его «настоящим мужчиной». Хотя на самом деле они лишьтренируют его в усовершенствовании проявлений своего страдания. Мальчик,лишенный возможности проявлять страдание в обычной форме (стоном, плачем,обидами), вынужден искать какие-то изощренные, особые, необычные формыпроявления своего страдания. В последствии, когда эти «эксклюзивные» формыстрадания, не похожие на обычное страдание, сформированы, они могутвоспроизводиться, доставляя человеку бездну самых разнообразных неприятностей.

С Игорем произошла именно такая история. Его отец был всемье настоящей «главой» — все его указания выполнялись членами семьинезамедлительно и беспрекословно. И хотя мама и бабушка Игоря были женщинамисердобольными, готовыми жалеть всех и каждого, а сына-внука — и подавно,требование отца «не жалеть ребенка» им приходилось, скрепя сердце, исполнять.Сам Игорь был впечатлительным и ранимым ребенком, очень страдал от своейполноты, переживал, что ребята не спешат принять его в свою компанию. Так чтосоральная адаптация давалась ему с трудом, он мучился, как может мучитьсяребенок, не способный ни поделиться своими бедами, ни найти из них достойноговыхода. Да и разве могут понять взрослые те «беды», которые для ребенка —«настоящие трагедии», а для взрослого — «ерунда, наплевать и забыть!»

Игорь обратился за психотерапевтической помощью, посколькуаккурат к 33 годам в жизни его настал очередной «жизненный кризис». Все мыживем по-разному: кто-то в постоянном кризисе, кто-то борясь со своимикризисами, кто-то — от кризиса к кризису. Игорь в своей жизни традиционнореализовывал третий вариант. В целом, надо признать, жизнь его складываласьудачно. Он имел постоянную престижную работу и хороший заработок, был женат накрасивой женщине (причем первая его жена также была из первых красавиц), еголюбили и поддерживали друзья.

В общем, по «объективным» критериям все в его жизни былохорошо, единственное, что его действительно беспокоило, — это проблемы сначальником. В русле нашего изложения не так важно то, какие именно это былипроблемы, скажу только, что не тот это был случай, когда можно было взять воттак и все бросить, а бросить Игорю это дело хотелось смертельно!

На что же он жаловался? Он жаловался, во-первых, конечно, насвоего начальника (хотя это, как вы понимаете, психотерапевта не особенноинтересует — он начальниками не заведует), а во-вторых, на отчаянное нежеланиечто-либо делать. Он уже перестал регулярно ходить на работу, появлялся там лишьвремя от времени и сразу находил предлоги, «заставлявшие» его немедленнопокинуть свой кабинет, офис и вообще пропасть, чтобы его не могли найти даже посотовому телефону.

В целом, проблема выеденного яйца не стоила, найти общийязык с начальником Игорю было проще простого, задачи, которые перед ним стояли,могли решиться просто, одним усилием. Однако же он совершенно не мог себязаставить поступить так, как следовало поступить, — ноги не слушались, руки неслушались, а в голове одно: «Не пойду, не буду, не могу!»

Гений состоит в умении отличать трудное от невозможного.

Наполеон Бонапарт

Все это показалось мне как минимум странным. С однойстороны, важность этой работы для Игоря была безусловной, с другой стороны,проблемы, связанные с этой работой, не были сколь-либо серьезными. Отчего тогдатакое внутреннее сопротивление, желание все бросить и скрыться в неизвестномнаправлении? Если, как можно было предположить, это некий неосознанныймеханизм, то он должен был каким-то подобным образом проявляться в прошлом. Имы стали искать.

Наш поиск был увенчан удачей. Действительно, нечто подобное— такое странное, загадочное, можно даже сказать, поведение Игорьдемонстрировал в своей жизни неоднократно. В качестве иллюстрации данногонеосознанного механизма подойдет ситуация с первым разводом Игоря, онаскладывалась совершенно аналогичным образом.

Игорь долго добивался расположения женщины, которую во чтобы то ни стало хотел сделать своей женой. Крепость была неприступной, дама егосердца сопротивлялась, всячески демонстрировала Игорю, что он ей не пара,унижала его всеми мыслимыми и немыслимыми способами, на которые только способнаженщина. Впрочем, было в ней «слабое звено»: по своим внутренним установкам онане могла отринуть мужчину, который стал бы, хотя бы и по случайности, отцом ееребенка (сказывались, по всей видимости, национальные особенности ивоспитание). Игорь, узнав этот «секрет», задался целью и «сделал ей ребенка».Крепость, сама того не желая, сдалась.