Но победа Игоря была пирровой — подлинных отношений в ихбраке не было. А потому внезапно, буквально в один день, спустя всего парумесяцев после рождения дочери, Игорь понял, что «просто не может вернутьсядомой». В одно мгновение в нем словно бы все умерло, он почувствовал, что этоне его женщина, не его семья, не его дом. В этот же день он заночевал у друга,и более его брак уже не существовал.

Для окружающих все произошедшее выглядело как чистоебезумие. Игорь, пылавший, как казалось до сего момента, страстью, вдруг охладелсамым категорическим образом! Совершавший прежде безумные поступки, готовыйради своей возлюбленной на все, теперь он представлял собой совершенноравнодушного, холодного и бесчувственного по отношению к ней человека!

Что ж, теперь остается ответить на вопрос, какое отношениевсе это имеет к рассматриваемой нами проблеме страдания… А отношение самое чтони на есть прямое! Правда, для того чтобы усмотреть это отношение, нам придетсявзглянуть еще на одну историю, на сей раз из детства Игоря. Ему было тогда 9лет, он учился в третьем классе, и учеба давалась ему с трудом. Впрочем, делобыло не только в учебе, но и в его полноте, и в отношении к нему сверстников.Со сверстниками Игорю очень хотелось сдружиться, но решить эту задачу он никакне мог — сказывалось отсутствие детсадовского опыта (Игорь в детский сад неходил, опекаемый попеременно мамой и бабушкой). И вот как раз в третьем классевсе это сошлось — трудности в учебе, проблемы с одноклассниками, стыд за свойизбыточный вес. Поход в школу был для Игоря равносилен крестной муке.

Итак, это случилось поздней осенью, когда бабушка Игоряпривела внука в школу и стояла над ним в ожидании, пока он переоденет сменнуюобувь. Мальчик снял куртку, сел на скамейку, достал сменную обувь, сталразвязывать ботинки и… И тут Игорь, оглядевшись вокруг почувствовал, каксмертельно он не хочет идти в эту школу, в этот свой класс, на это занятие — кодноклассникам, учителям, ответам у доски, контрольным… «Удивительно, —рассказывал мне Игорь, — в этот момент мне совершенно отчетливо стало физическиплохо. У меня мгновенно заболело горло, заложило нос, поднялась температура,начался озноб, закружилась голова. Короче говоря, я внезапно и совершеннопо-настоящему заболел».

Бабушка Игоря увидела больные глаза внука, и сердце еедрогнуло — она забрала его домой. Дома болезнь благополучно испарилась, носпособ страдать и избегать таким образом страдания зафиксировался. Игорьнаучился мгновенно, категорически и во что бы то ни стало выходить из любойситуации, причиняющей ему страдание. Форма этого «выхода» всякий раз быларазной, и страдания были разными, но суть формулы всегда оставалась одной и тойже: страдание не столько осознается, сколько ощущается, и никакого терпения,никаких компромиссов, а лишь только один-единственный вариант поведения —немедленное бегство.

Это объясняет и то, почему, столько раз переживая своестрадание, Игорь лишь теперь стал нуждаться в психотерапевтической помощи.Сложилась такая ситуация, когда заветное бегство стало невозможным, куда болеетягостным, нежели продолжение страдания. Но умение переживать страдание,справляться с ним, отставлять его у Игоря отсутствовало. Эту-то задачу нам ипредстояло решить в процессе психотерапии: Игорь должен был научитьсяосознавать свое страдание, перевести его с языка глубинного ощущения на языксознания. Только после этого с этой иллюзией — иллюзией страдания, котороевсегда только иллюзия, — можно было бороться. Нет, Игорю не следовало учиться «страдатьпо-нормальному», ему предстояло видеть иллюзорность своего страдания и, что изэтого следует, перестать искать выход, точнее, перестать искать способ бегства.

Прежде чем справиться с иллюзией страдания, необходимо«обналичить» это страдание. А после с ним расправляются точно так же, как и слюбой иллюзией, — сильные люди просто перестают ей верить.

Конечно, наши родители и воспитатели постарались, нечегосказать! Если ребенок в ответ на предъявляемые ему претензии начинаетсопротивляться, т.е. если он не проявляет страдания, то взрослые продолжаютнаказывать его до тех пор, пока тот не начнет страдать или по крайней мересимулировать страдание. И когда ребенок изобразит на своем лице «гримасустрадания», будет плакать, причитать, то взрослые посчитают свой долгвыполненным, а значит, можно прекратить экзекуцию.

Зная, что таким образом можно избежать наказания иливыторговать себе что-либо, дети начинают делать «трагические лица» надо и ненадо. Они, например, рассказывают (и показывают!) родителям, что они заболели ине могут идти в школу, пытаясь выиграть битву со своим страхом. Если они будутизображать страдание и если им поверят, то они смогут избежать грозного взглядаучительницы, сдачи контрольной работы или встречи с ненавистными дворовымисверстниками. Игра стоит свеч!

Посмотрите на своего ребенка: что он делает, если выотказываете ему в покупке новой игрушки или в его желании отправиться напрогулку вместо того, чтобы делать уроки? Он надует губы, брови его нахмурятся,глаза нальются слезами, он заплачет и будет просить вас «жалостливо». Конечно,поначалу вы будете строги, но он будет настойчив, и в конце концов высдадитесь, а он выучит — «добиться желаемого можно, изображая страдание».Страдает ли он в этот момент на самом деле? Да он и сам этого точно не знает,но зато он знает другое, и знает точно: хочешь чего-то добиться от родителей идругих взрослых — заплачь! Таким образом у детей (т.е. когда-то и у нас с вами)формируется этот стереотип, эта подсознательная установка: «страдание можетизбавить меня от страдания».

Роль жертвы — это замечательное, иногда чуть ли неединственное средство манипуляции нашими родственниками, близкими и знакомыми.Ну как еще, скажите на милость, заставить своего родственника заметить, что тыхоть как-то присутствуешь в его жизни?

Никогда не бываешь настолько несчастным, как это кажется.

Марсель Пруст

Конечно, надо заболеть и мучиться, надо пережить какую-тожизненную «катастрофу» и страдать. У них всех сразу появится к нам сочувствие!А в противном случае — и не надейся! Часто мы делаем это неосознанно, у наспросто возникает ощущение, что нам не уделяют достаточного внимания, что к намнедостаточно хорошо относятся, и вот у нас уже «глаза на мокром месте». Ивдруг, только мы по этому поводу расстроились, как, о чудо, нас заметили и дажесказали нам «пару ласковых»!

Впрочем, если мы слишком усердствуем в подобной тактикепризыва близких в нашу жизнь, она перестает срабатывать. А у нас,соответственно, чувство своей несчастности только усиливается. Родственникиначинают смотреть на нас уже без всякого сочувствия и, даже напротив, выходятиз себя, ругаются: «Но сколько можно?! Ты так и будешь ныть?! Ты что думаешь,другим легче?! Вот посмотри на меня, я…» И так далее, и тому подобное. Казалосьбы, самое время поменять тактику, но не тут-то было! Поскольку все это делаетсянеосознанно и человек действительно верит в то, что ему хуже, чем всемостальным, он начинает « смертельно заигрываться ».