— Деточка, я вас жду, — проговорила Нина Сергеевна в свой мобильник. — И пояснила:

— Сейчас придет моя помощница.

Потом улыбнулась немного смущенно:

— Трудно с вами, Иван Прокопьевич, разговаривать. Я даже, извините, немного …того… С вашего разрешения отлучусь в туалет.

Вошла в туалет и села прямо на стульчак, не поднимая крышки. Видеть то, что сейчас произойдет, она не хотела. Дважды ей доводилось присутствовать, и оба раза она потом долго приходила в себя. Дня два, не меньше. Все-таки видеть смерть невесело. Тем более что сначала у них обоих, и у Рабельника, и у дочки, будут еще «получать информацию». Мерзкое зрелище.

Заверещал сигнал домофона с первого этажа. Таточка спросила «кто там?» и заранее открыла дверь.

Эта дура и не подозревала, что два человека уже стоят возле их двери. Нина Сергеевна услышала решительные шаги, какой-то вскрик, удар, мягкий шум. И — тишина.

Надо немного подождать.

Спустя несколько секунд в дверь туалета поскреблись тихо-тихо. Нина Сергеевна встала, одернула юбку, открыла замок и сделала шаг вперед. Повернулась, понимая, что картина перед ней открывается какая-то странная, непривычная.

Прямо перед ней стояла субтильная Таточка. Ни слова не говоря, ударила по лицу, схватила за лацканы пиджачка, рванула вниз — в сторону, сбивая с ног. Потом притащила в кухню, швырнула на пол лицом вниз.

— Лежи тихо, не шевелись. Расплющу. И встала над ней, поставив свою ногу между ног Нине Сергеевне, контролируя любую попытку подняться или повернуться.

Из комнаты, где несколько минут мирно пили чай, доносилось какое-то бубнение. Казалось, что говорит человек с туго завязанным ртом.

Потом все смолкло.

В кухню вошел незнакомый Нине Сергеевне молодой парень, перевернул ее на спину, и она с ужасом увидела на рукаве его куртки капельки крови.

— Если все шло не по вашему плану, что ты должна была сделать? — спросил он шелестящим шепотом.

— Что?

— Ну, вот, что-то случилось. Ты сама не знаешь, что надо делать, — медленно, с расстановкой рисовал картину незнакомец. — Ты куда-то будешь звонить или бросишь все и уйдешь?

— Позвоню, — честно ответила Нина Сергеевна. Что-то ей подсказывало, что ее может спасти только полная искренность.

— Хорошо, звони, — разрешил парень, протягивая ей мобилу.

Потом, будто спохватившись, прошептал:

— Ну, сама понимаешь, не надо геройства.

Какое геройство! Жизнь дается человеку один раз, пульсировало в голове Нины Сергеевны, пока она беседовала по телефону.

— Ну, что сказал? — поинтересовался парень.

— Ждать. Сейчас приедет, — ответила Нина Сергеевна. Помолчав, прикинув варианты, предупредила: — Он не один приедет.

— Да ты что… — скучным голосом удивился парень. — Интересно, интересно. Ты не волнуйся, у тебя больше нет проблем.

Как это — нет проблем, хотела сказать Нина Сергеевна, но увидев иглу шприца, не успела даже испугаться по-настоящему…

— Пакуем в подъезде по-быстрому, — скомандовал парень куда-то в глубину коридора. — Иван Прокопьевич, вас сейчас ребята увезут. Как только получим информацию, я приеду.

— Ты, Сережа, не командуй тут, — почти отечески улыбнулся Рабельник. — Ты, когда будешь с ним разговаривать, сперва скорми ему липу насчет договоренности с уральцами. Если начнет крутить, можешь кончать. Значит, уперся и не пойдет на соглашение.

— Тогда можно врача звать? — уточнил тот, кого назвали Сережей.

— Да, можно. Хотя… Да, нет… Пусть врач поколдует. От химии никто не знает защиты.

Рабельник вышел из кухни, но в коридоре остановился, попросил:

— Сережа, дай чистый телефон.

Набрав номер, проговорил:

— Игорь Викторович? Здравствуйте! Моя фамилия Рабельник. Мы с вами совсем недавно виделись по скорбному поводу. Ах, вспомнили. Ну, порадовали старика… Да, нет, не кокетничаю, что вы… Есть необходимость повидаться. Когда вы?… Ах, сами собирались! Когда будете? Ну, отлично, отлично! Тогда — до встречи!

2010, июнь, Москва

КОРСАКОВ

Звонок Рабельника, конечно, удивил Корсакова, но на планы не повлиял: он и так собирался к нему ехать.

Игорь неспешно собирал дорожную сумку, когда в дверь позвонили.

На пороге стояла Аня Дымшиц. «Ее как раз не хватало!» — подумал Корсаков с досадой.

— Привет.

Аня сияла улыбкой. Вообще, надо признать, она всегда была жизнелюбива и все неприятности воспринимала как случайности, которые проходят быстрее, если о них не думать. Правда, так же она воспринимала и людей, которые ей надоедали, а надоесть ей было несложно, и от самого человека это не зависело. Кто и когда ей надоел — Аня решала сама. Из-за чего они и расстались, из-за чего и остались у Корсакова неприятные воспоминания. Он и ответил без лицемерия, неприветливо:

— Привет. Зачем пришла?

С Ани, как с гуся вода: улыбка осталась все такой же радостной, а телом подалась вперед, будто идя грудью на таран.

— Ой, ну, Корсаков, ты хоть пройти пригласи.

— Проходи, — вынужден был согласиться Игорь и отступил поспешно, освобождая ей дорогу. Не хотел соприкасаться и не скрывал этого. Просто не хватило духу закрыть дверь перед ее носом.

Аня это поняла, скорее почувствовала — и обиду не стала скрывать:

— Спасибо, ты очень любезен.

— Я достаточно любезен. Просто ты не вовремя, — ответил Корсаков и разозлился: будто оправдывается перед ней.

— Куда собираешься?

В давние времена его бесила эта ее бездумная манера расспрашивать обо всем, не интересуясь ничем. «Тебе ведь пофигу, как у нее дела», — укорил он однажды Аню, расцеловавшуюся на прощание с приятельницей. «Мне? Конечно», — согласилась Аня, — «А ей приятно на весь день». «И для тебя это важно?» — продолжил Корсаков и получил совет не быть занудой.

— На море я собираюсь, — ответил он нарочито грубо и снова подумал, что Аня невольно управляет им, заставляя играть по своим правилам.

Он сел в кресло, закурил и Аня тут же плюхнулась на диван. Села так, что юбка, и так не слишком длинная, открыла ногу почти до талии. Красивая нога, между прочим. И вторая нога не хуже. Это Корсаков помнил. И вообще, Аня, конечно, женщина мечты.

Аня достала сигарету, посмотрела на Корсакова и сказала с упреком:

— Мог бы и сам сообразить поухаживать за мной.

Увидев, что Корсаков не намерен поднести зажигалку, потянулась сама, еще раз подчеркивая свою привлекательность. Казалось, она не замечает откровенного равнодушия Корсакова.