Гейдте, начальник армейского боевого училища воздушно-десантных войск вермахта, впервые узнал о своей миссии вечером 8 декабря в Голландии от генерал-оберста Курта Штудента на встрече в штабе. «Фюрер распорядился произвести выброску десанта в рамках мощного наступления, – сказал ему Штудент. – Вам, мой дорогой Гейдте, приказано выполнить это задание» {266}. Он получил указание собрать группу из 1200 человек, высадить десант за позициями врага и захватить ключевые дорожные развязки. Гейдте предложил использовать свой 6-й парашютный полк, но генерал отказал, ибо противник мог это обнаружить, а секретность имела жизненно важное значение.

В первую ночь боевая группа Гейдте должна была высадиться к югу от Эйпена и блокировать американские подкрепления, идущие на юг со стороны Ахена. В течение следующих двух дней прибыли бойцы Гейдте, и он отправил их в Зеннелагер на короткий и интенсивный курс тренировок. После тяжелых потерь на Крите в 1941 году Гитлер отказывался предпринимать парашютно-десантные операции, и многие из солдат так и не получили надлежащей подготовки. Некоторые ветераны даже не бывали в самолете после того вторжения.

Затем Гейдте отправился в Лимбург – увидеть генерала Пельца и обсудить требования к самолетам. Он не был впечатлен. «В столовой 12-го авиационного корпуса, которым в Лимбурге командовал Пельц, были одни молодые француженки» {267}, – отметил он[20]. Пельц жаловался на катастрофическое положение, он посетовал: «Последнее немецкое топливо выбрасывают на эту затею в Арденнах» {268}. Гейдте выяснил, что для миссии выделили сто двенадцать транспортных «юнкерсов» Ю-52; но половина пилотов никогда не сбрасывала десантников, не пролетала над вражеской территорией и не обучена летать в строю. «Только двое летали еще со Сталинграда» {269}, – отметил он, имея в виду ветеранов, принимавших участие в воздушных операциях в дни обреченной попытки пополнить запасы 6-й армии Паулюса, окруженной под Сталинградом в декабре 1942 года.

11 декабря, взяв с собой самого опытного пилота, Гейдте встретился с генералом авиации Беппо Шмидом, самым провальным разведчиком, какого когда-либо порождал вермахт. На протяжении всей «Битвы за Англию» Шмид постоянно твердил, что истребительная авиация Королевских ВВС на последнем издыхании, однако Геринг непрестанно защищал и продвигал своего лизоблюда. Шмид, «находившийся под сильным влиянием алкоголя», заявил, что «успех или неудача наступления Германии на Антверпен предопределит исход войны», и посоветовал Гейдте разделить свои силы на две части, одну группу высадить к западу от Мальмеди, а другую – возле Эйпена {270}. Гейдте ответил, что это смешно: многие бойцы просто не попали бы в зону выброски, а слишком малые отряды не смогли бы совершить сколь-либо эффективных действий. И когда он предупредил, что пилоты и десантники настолько неподготовлены, что операция провалится, Шмид последними словами обругал обоих гостей и выгнал их за то, что они подвергли сомнению способности бойцов люфтваффе.

После долгой ночной поездки Гейдте отправился в охотничий домик к югу от Бад-Мюнстерайфеля на встречу с генерал-фельдмаршалом Моделем. Модель рубил сплеча. Он заявил, что операция – не его идея, и спросил, есть ли у нее хоть один из десяти шансов на успех. Гейдте пришлось согласиться, мол, возможно, а Модель, видимо, ответил, что «у наступления в целом шансов на успех было не более десяти процентов», но это был «последний шанс на благоприятное окончание войны» {271}. Затем Модель отправил его навестить Зеппа Дитриха, штаб-квартира которого находилась в получасе езды дальше на юг.

Пока Гейдте ожидал Дитриха, а прождал он почти все утро, клерк в канцелярии подразделения рассказал ему о секретном плане диверсионных операций боевой группы во главе с Отто Скорцени – поразительное нарушение безопасности, за которое могли расстрелять. Наконец Гейдте провели в кабинет Дитриха. Ему показалось, что Зепп выглядит как «старый унтер-офицер, что вечно под хмельком» {272}. Дитрих начал разговор с вопроса: «Что вы вообще можете, десантники?» Гейдте ответил, что, если ему расскажут о миссии, он сможет оценить, возможно ли ее выполнить. Внятного ответа он не получил и спросил, что известно о силах противника в том районе. «Все, что было известно, – писал он потом, – это то, что линию фронта удерживают американские части, а за ними, по словам Дитриха, только “пара банкиров да еврейчиков”. Что до тактических и оперативных резервов, никто ничего не мог мне сказать» {273}.

Позднее, в плену, Гейдте развлекал офицеров своей версией этого разговора и имитировал сильный швабский акцент Дитриха. Когда он попытался объяснить некоторые проблемы операции, Дитрих счел его доводы пораженчеством. Наступление должно было сокрушить американцев.

«Мы их в порошок сотрем!» {274} – проревел он.

«А как же враг, герр оберстгруппенфюрер?»

«Господи, я не знаю! Скоро сами все узнаете!»

«Кого вы отправите первым?»

«Пока не могу сказать! Кто появится первым, того и пошлю!»

Гейдте продолжил рассказ: «Когда я добавил, что прыгать можно только при благоприятном ветре, он сказал: “Ну, я не в ответе за недостатки люфтваффе! Еще один пример их бесполезности!”»

Эта странная встреча была полезна лишь в одном: Дитрих согласился, что Гейдте не должен делить свои войска на две части. Гораздо больше Гейдте узнал от начальника штаба Дитриха бригаденфюрера Кремера – «человека очень нервного и переутомленного» {275}, что неудивительно, ибо он делал за Дитриха все. Крамер сказал, что «в течение двадцати четырех часов» к ним присоединится головная колонна танков 12-й дивизии СС «Гитлерюгенд». Гейдте потребовал, чтобы в группе десанта был офицер, передовой артиллерийский наблюдатель, и с ним отправился оберштурмфюрер СС Эттерих. Затем Гейдте узнал, что высадку наметили на утро 16 декабря, с 04.30 до 05.00, непосредственно перед бомбардировкой, а на аэродромы в Падерборн и Бад-Липшпринге его бойцов доставят на автомобилях.