Саша даже захихикал, сама устыдившись того, как вела себя, но при этом испытывала дикое возбуждение. Неужели так бывает, когда голова напрочь отключается и существуют только желания? Неужели?..

— Ай!

Чья-то жесткая рука вцепилась в ее плечо — до боли, наверняка до наливающихся багровой кровью пятен на коже, — и практически сдернула ее со ступеней. Яростно сверкая стеклами очков, рыча какие-то ругательства, Мишка, грубо ухватив зазевавшуюся, Сашу, волок ее в темный закуток, провонявший табачным дымом, заплеванный и грязный.

— Попалась!

От неожиданности Саша вскрикнула, и в следующий момент рассвирепевший молодой человек швырнул ее о грязную стену, нарочно причиняя ей боль.

— Что тебе надо?! — выкрикнула Саша, и Мишка с искаженным от ярости лицом навалился на нее, снова впившись в ее плечи жесткими пальцами.

— Изменила мне, да?! — рявкнул он. Его глаза под очками выглядели жутко, испуганной Саше на миг показалось, что радужки его глаз стали светло-серыми, почти белыми от ярости, словно парень был слеп, а зрачки на них смотрелись крошечными черными точками, как булавочные уколы. — С генеральным спуталась, да?! Легла под него, да?! Шлюха…

— Да пошел ты в задницу! — оправившись от первого потрясения, выкрикнула Саша, чувствуя, как от гнева у нее даже уши становятся горячими. С яростью она влепила пощечину по дрожащему от бессильной ярости лицу Миши. Ей невыносимо хотелось вцепиться ногтями в его уродливо изогнутые слюнявые губы, в трясущиеся щеки, чтобы силой отвернуть от себя его искаженное ненавистью лицо. — Это мое дело, под кого я легла, понятно?! Алкаш несчастный…

Ее яростные слова оборвала хлесткая пощечина, девушка вскрикнула, ударившись затылком о стену, и разъяренный мужчина, потирая горящую от нанесенного удара ладонь, снова вцепился в нее, крепко встряхивая.

— Я тебя, — шипел он, омерзительно трясясь, сверкая какими-то ненормальными, маниакальными глазами, — я ж тебя домой водил… Невестой называл… Я что теперь маме скажу, а?! А?!

— Скажи ей, чтоб отъеблась от тебя! — яростно выкрикнула Саша. Щека ее горела, наливаясь пульсирующей ноющей тяжестью. — И выплюнь уже изо рта ее сиську!

— Гадина!

— Тупой инфантильный алкаш! — кричала Саша, вырываясь из его цепких рук. — Ты кем себя возомнил, придурок?! Думал, я буду сидеть и ждать, когда ты там надышишься свободой, выбравшись из-под юбки своей мамки?! Да прямо сейчас! Какая я тебе невеста, придурок?! Ты даже в трусы мне ни разу не залез, все своей мамки боялся!

— Шлюха!

Мужчина яростно хлестнул Сашу по лицу снова, отчего голова ее мотнулась и девушка захлебнулась от боли, прижав ладонь к побитому месту. Миша хрипло дышал, трясясь, как в лихорадке. От возбуждения у него даже пальцы свело и некоторое время он не мог и слова вымолвить, справляясь с непонятно откуда взявшимся нервным тиком, скривившем ему губы. От удара чесалась ладонь, но, к его величайшему разочарованию, ему не удалось разбить Саше лицо в кровь.

— Я же любил тебя, — простонал Миша точь-в — точь как в третьесортном фильме ужасов, и Саша негромко рассмеялась, издеваясь.

— Прекрати ломать комедию, — выдохнула она, переводя на мужчину взгляд злых глаз. — Жалкое зрелище.

— Я же так хотел тебя, — скулящим голосом, словно выпрашивая ласки, стонал Миша, прижимаясь к девушке животом и как-то судорожно, противно потираясь о ее бедро явной выпуклостью в паху, словно собака. От омерзения Сашу чуть не вырвало ему на свитер, она дернулась, сжимая ноги, завизжала, колотя судорожно дергающегося мужчину по лицу, по плечам, ничуть не заботясь о том, куда придется удар.

— Сучка, — шептал Миша, больно хватая ее за грудь, грубо тиская, жадно сжимая жесткими пальцами и жарко дыша разинутым ртом. — Я тебе сейчас покажу… Ты сейчас узнаешь, что такое настоящий мужчина… На деньги и смазливую внешность этого повелась, да? Думаешь, директор круче меня, да? Зазвездилась?

Миша стиснул лицо Саши, искаженное от отвращение, насильно повернул к себе, впился в ее губы жадным, грубым поцелуем и Саша протестующе вскрикнула, чувствуя, как его слюнявый толстый язык пытается пролезть ей в рот.

— Сучка…

Лапая девушку, причиняя ей боль, под свитером тиская, крутя жесткими пальцами соски, он шумно пыхтел и сопел, облизывая ее сжатые губы еще и еще, не прекращая попыток прижаться к ее дрыгающимся ногам возбужденным членом.

— Я тебе…

Он крепче сжал сашино лицо, принуждая ее открыть рот, сдавил ей щеки так, что она вскрикнула от боли.

— Шлюшка поганая… Сейчас, сейчас тебе будет хорошо… Раздвигай-ка ножки…

Он снова прижался мокрым горячим ртом к ее губам, и от его крика, казалось, стекла задребезжали. Саша, яростно вцепившись зубами в нижнюю губу насильника, прокусила ее, и ее рот наполнился солоноватой кровью. Мишка, топая ногами, размахивал руками, боясь и пальцем прикоснуться к Саше, словно она была на живым человеком, а глыбой раскаленного металла.

— Пиздюк похотливый…

Выпустив из острых зубов губу Мишки, Саша с остервенением плюнула ему в лицо, забрызгав слюной и кровью его очки, и с омерзением утерла губы, стараясь избавиться от ощущения его липких поцелуев.

— Хорошо тебе, гад?! Хорошо?! Еще поцелуемся?

Миша, зажимая прокушенные губы, жалко стонал, боясь даже прикоснуться к рассвирепевший девушке.

— Даже смотреть в мою сторону не смей! — выдохнула Саша, чувствуя, как от боли, пережитого ужаса и отвращения у нее на глаза наворачиваются слезы. — Клянусь, я заяву подам, если ты посмеешь меня хоть пальцем тронуть!

О том, что на нее напал Мишка, Саша тоже ничего Лиле на сказала. Было омерзительно и стыдно вспоминать его гадкие приставания, оскорбления, от пощечин горели щеки и губы, и Саша плакала и плакала.

Слезы Саши по поводу ее столкновения с Мишкой Лиля поняла по-своему, в выгодном ей свете. Глядя, как Саша трет раскрасневшиеся щеки, как она шмыгает носом над горячей чашкой с чаем, Лиля злорадно представляла себе всевозможные варианты разговора между Яном и Сашей, да такие, какие привели бы к этой тихой истерике, и улыбалась втайне от подруги.

Накричал? Свысока сказал, что просто немного увлекся, а она себе нафантазировала? Оттолкнул? Предложил денежную компенсацию и забыть все, как сон? Отчего-то же Сашка расклеилась и сидит теперь, икает. Неожиданно для самой себя Лиля почувствовала нехорошее, подлое и гадкое удовлетворение — такое, словно за нее кто-то вступился и восстановил порушенную, по ее мнению, справедливость.

"Будешь знать, — злобно думала Лиля, подкрашивая губы и чувствуя, как настроение ее улучшается, — как отбивать чужих парней. Мне было больно — вот теперь и ты поплакала. Этот орешек тебе точно не по зубам, мышка ты наша офисная!"

— Ладно, не реви, — все так же грубо произнесла Лиля особым покровительственный тоном. — Не съест он тебя. Не зверь же он, в самом деле. Не уволил — и то хорошо, хоть работу не потеряла. Надо ж было думать, с кем связываешься!