Остальные продолжали смеяться. Сережа наконец опомнился. Опасливо приподнял голову. Увидел собравшихся вокруг ребят из своего двора, а среди них – родного брата. Саша, обряженный в большущий широченный плащ, веселился вместе со всеми. Капюшон болтался за его спиной. Без него брат не казался таким большим и грозным.

– Так это был ты? – спросил Сережа, переворачиваясь, чтобы сесть на ступеньках.

Лучше бы он этого не делал. Под ягодицами расплющилось что-то теплое и мягкое. В подъезде явственно завоняло свежим калом.

– Пацаны, да он обделался со страху! – завопил одноклассник Сережи. – Мотыль обделался! Прямо в штаны!

– У-у, – протянул Саша разочарованно. – Так братец-то у меня серливый, оказывается. С ним пошутили, а он: «Мама, мамочка!» – Под конец тирады он издал губами неприличный звук.

Свидетелей позора Сережи потряс новый приступ хохота. Между тем на лестничную площадку начали стягиваться жильцы дома, встревоженные шумом.

– Что здесь происходит?

– Как не стыдно!

– Вы людям дадите отдохнуть или нет?

А потом взгляды всех собравшихся скрестились на Сереже Мотыле, готовом провалиться сквозь землю. Вскочив на ноги, он засеменил по ступеням наверх, опасаясь делать широкие шаги, чтобы не опозориться окончательно. Перед ним расступались, как перед прокаженным. За его спиной улюлюкали и гоготали. Мать, застывшая на пороге, смотрела на него с болью, непривычно огромными, темными глазами.

– Чего встала на дороге?! – заорал Сережа, отталкивая ее обеими руками. – Убирайся! Все убирайтесь!

Запершись в ванной комнате, он просидел там до глубокой ночи, а потом, когда все уснули, взял на кухне нож и попытался перерезать брату горло. Оказалось, это не так просто, как представлял себе Сережа. Он и по прошествии лет не сумел бы убить младшего брата собственноручно. К счастью, давно минули те времена, когда все приходилось делать самому…

– Привет, Сашок, – сказал Сергей Викторович в трубку. – Как жизнь? Давно не виделись.

– Здравствуй, Сережка, – отозвался Александр Викторович. – Жизнь – только держись. А не виделись действительно давненько. Подъезжай, в бассейне поплещемся с русалочками.

– У меня своих хватает.

– Так они у тебя шибко спортивные, мускулистые. А мои мя-аконькие, сочненькие…

– Не люблю жирных, – буркнул Сергей Викторович.

Он прекрасно понимал, что оброненная фраза задела младшего брата за живое, и улыбался, выковыривая новую сигарету из пачки.

Но довольная улыбка на его лице продержалась недолго.

– И напрасно, Сереня, – сказал Александр Викторович. – Какая радость от тощих да голенастых? Все равно что со скелетом обниматься.

Во-первых, это был намек на супругу Мотыля-старшего, бывшую манекенщицу с изящными, но, по правде говоря, костлявыми формами. Во-вторых, Сергею Викторовичу показалось, что Сереней его назвали не случайно. Младший брат напоминал старшему, как тот обделался от страха в подъезде. После этого Сергея Мотыля стали называть Сер-Серычем и Сереней-Обсереней.

Лицо Сергея Викторовича исказилось, как от прикосновения оголенного электрического провода.

– Лучше со скелетами, чем со свиноматками, – сказал он, швыряя окурок на пол. – И вообще, не до баб мне сейчас. У меня охранник пропал.

– Давно? – полюбопытствовал младший брат.

– Вчера.

– Ну так найдется. Зависает где-нибудь в теплой компании.

– Это вряд ли, – отрезал Сергей Викторович. – У меня с нарушителями дисциплины разговор короткий.

– Если твой охранник водку жрет, – произнес Александр Викторович после небольшого раздумья, – то ему сейчас море по колено. Протрезвеет – спохватится.

– Тогда поздно будет. Я его, скота такого, по стенке размажу.

– Кстати, я его знаю?

– Лакрицин. Помнишь такого?

– Нет, – ответил Александр Викторович.

– А ты спроси своих, – попросил Сергей Викторович. – Может, пересекались где?

– Сейчас.

Видимо, трубку прикрыли ладонью, потому что на протяжении минуты Мотыль-старший слышал лишь какой-то бубнеж. Потом прорезался голос брата.

– Мои не в курсе, – сказал он. – Да ты не переживай. Я тебе могу одного толкового кадра подогнать.

– Толкового? Почему же себе не оставил?

– Да тут, понимаешь, вот какая петрушка, – вздохнул Александр Викторович. – Мне его супруга порекомендовала. Это племяш ее двоюродный. Фамилия Зорин, зовут Костей. Прошел и Крым, и рым, как говорится.

– Чем же тогда он тебе нехорош? – недоверчиво спросил Сергей Викторович.

– Да морда у него сильно покоцана. В отеле такому не место. Его подальше от людских глаз держать нужно.

– У меня, знаешь ли, тоже не сборище уродов.

– Да он не то чтобы урод, – заторопился Александр Викторович. – Просто приметный очень. А как боец – то, что надо. Тебе пригодится.

– А чего это ты за него так распереживался, Сашок? – полюбопытствовал Сергей Викторович, прищурившись.

– Людмила наседает, – признался брат. – Прилипла, как банный лист: возьми да возьми. Неохота отказывать. Я и так ее в последнее время в расходах ограничил. Психует. Ты, говорит, не любишь меня больше, то да се… Выручай, брат.

– Посмотрим.

– О, это дело! Когда его к тебе прислать?

Сергей Викторович хотел было отложить смотрины на неопределенный срок, но потом передумал. И не потому, что решил не отказывать младшему брату в невинной просьбе. Она-то как раз могла оказаться не такой уж невинной. А что, если этот загадочный Костя окажется засланным казачком? Что, если он шпион, работающий на брата? В этом случае нужно поручить Паше как следует присмотреться к новенькому, прощупать его, проверить на вшивость. В случае чего шпика всегда можно перевербовать или уничтожить, причем предпочтительнее первый вариант.

– Давай завтра, – сказал Сергей Викторович. – Часикам к двум дня.

– Договорились, – произнес Александр Викторович равнодушным тоном.

Не слишком ли равнодушным?

На этом братья попрощались. По большому счету им было больше нечего сказать друг другу.

Сойдя на своей остановке, Константин углубился во двор. Здесь жизнь била ключом. Резались в домино никогда не просыхающие мужики, сплетничали в тени липы бабки, цедили что-то из банок тинейджеры, не знающие, чем занять себя во время долгих летних каникул.

Возле своего подъезда Константин разминулся с миловидной молодой мамой, ведущей за руку светлоголового карапуза. Мальчуган взглянул на Константина. Глазенки его расширились от ужаса.