Я приняла душ, вымыла и уложила волосы, нанесла макияж точно такой же, как и вчера, а вот одеться решила в белое.

Вчера я не подумала, как могло сказаться на Алеше мое поведение, поэтому за завтраком, который он традиционно принес мне в комнату, я пристально рассматривала его, но если он и получил выговор, то по нему этого видно не было.

Я поймала его взгляд, когда пила таблетки. Он слышал мой разговор с Борисом и теперь знал наверняка, чем были вызваны перемены во мне. Мне же предстояло меняться дальше и вспоминать всю свою жизнь, а пока я могла опираться лишь на те кусочки, что я уже вспомнила.

Например, про того волка со шрамом на лице. Мордашка, бешеная… Он был частью головоломки, с ним я точно уже сталкивалась раньше, и все эти его насмешливые манеры и то, как он называл меня "мадам", говорило мне, что я не просто сталкивалась с ним: он был там, был со мной, когда меня били и насиловали и, скорее всего, сам это и делал.

– Кто этот волк со шрамом? – допив кофе, спросила я и достала сигареты.

Алеша прошел к балкону и открыл засовы, прислушиваясь параллельно к звукам в доме. Живя под одной крышей с оборотнями, следовало сто раз подумать, прежде чем что-либо говорить даже шепотом.

– Георгий, – ответил он, толкнув балконную дверь, – кличка Валет.

– Правая рука Бориса?

Я надела туфли и вышла на балкон.

– Скорее нога. – Алеша подкурил мне сигарету и спрятал зажигалку в карман. – Сорок пятый растоптанный, – добавил он, едва заметно изогнув верхнюю губу, будто хотел вцепиться кому-то в глотку.

Дорогого Георгия по кличке Валет мой повсеместный спутник явно недолюбливал.

– Он был там?

Я в упор посмотрела на Алешу, выпуская дым.

Алеша выдержал мой взгляд, как и каменное выражение на лице, но запах его выдал. То, что я называла "там" было тем, чем мой спутник, в отличие от Вальта, не гордился и чем вряд ли занимался до того.

– Был, – кратко ответил Алеша спустя слишком долгую паузу и отвел взгляд.

– Ты тоже там был, – сказала я, четко представляя под "там" квартиру, в которой, как я полагала, жила раньше.

В ней была фотография женщины, моей матери, которую в ту ночь, как и в моем видении в кабинете Бориса, последний рассматривал, распинаясь о том, как восхищался моим отцом.

Воспоминание по-прежнему было размытым и приглушенным по большей части страхом, который испытывала я в тот момент, но я знала, что так оно и было.

Алеша с шумом втянул воздух и кивнул.

– Кто еще там был? – продолжила я допрос.

Я не знала, а скорее чувствовала, что Алеша не бил меня и не насиловал и, возможно, мне не следовало идти легким путем и выколачивать из него всю правду, пользуясь его чувством вины и смущением, но если он мог мне рассказать, то почему бы и нет? В конце концов, его чувства были только его проблемой, а не моей.

– Вы не те вопросы задаете, – тихо ответил Алеша, исподлобья посмотрев на меня.

Что ж… Тут он, пожалуй, был прав: что было – то было и значения уже не имело, в отличие от другого.

– Что ему нужно от меня? – выпалила я.

Алеша напрягся, но это было вызвано не моим вопросом, а тем, что в мою комнату кто-то вошел, и не просто кто-то, а Борис собственной персоной.

Он кинул взгляд на Алешу и последний поспешно удалился.

Я выпустила дым, спокойно наблюдая, как он подходил ко мне. Остановившись слишком близко, Борис резким движением убрал волосы, которые я зачесала на левую сторону лица, и осмотрел последствия своих вчерашних действий, не обделив вниманием и шею, на которой отчетливо красовались отпечатки его пальцев.

Не успел он прикоснуться к моей коже, как внутри что-то щелкнуло и перед глазами встала картина: Борис стоял надо мной и с предвкушением рассматривал; тяжелый подбородок орошала кровь из нижней губы, которую он размазал в попытке вытереть.

"Истинная дочь своего отца. Жаль, что полукровка. Ты расскажешь мне все, Кира. По-хорошему или по-плохому. Переройте здесь все, – приказал он кому-то, кого я не могла рассмотреть из-за его широкой спины. – Вы знаете, что делать, – кинул он тем двоим, что меня держали и чьи лица от меня тоже ускользали. – Развлекайтесь! Лицо только не трогайте. Жаль будет, если такая красота испортится раньше времени."

– Нравится? – равнодушно спросила я, подавляя ком в горле и сильнейшее желание расцарапать ему лицо.

– Вовсе нет, – спокойно ответил Борис, рассматривая меня.

От него веяло чем-то схожим на возбуждение, но не сексуальное, а связанное, скорее, с тем, что ему больше не нужно было притворяться и подбирать правильные слова, чтобы не спугнуть меня.

– И делать это мне тоже не понравилось, – добавил он, заправляя волосы мне за ухо, – но ты меня вынудила.

– Бедолага! – съязвила я.

Глаза-ледышки опасно сверкнули и он сильно сдавил мой локоть.

– Я позволил тебе жить, – вкрадчиво произнес он, – но могу и передумать.

– Жить? – усмехнулась я, игнорируя боль. – Что ты называешь жизнью? – Я заглянула ему в глаза. – Ты забрал у меня все: я ничего не помню ни о себе, ни о тех, кого любила; не помню, о чем мечтала, чего хотела; не помню, какие сны мне снились и снились ли они вообще. Я не живу, Борис, я существую. В твоем доме, в твоей власти, зависимая от твоих прихотей, поминутно задаваясь вопросами, ответы на которые мне пока не дано отыскать. В любой момент ты можешь ударить меня или отдать своим шавкам для развлечения, или просто убить, так что нет, Борис, ты не позволил мне жить, ты обрек меня на мучение, которое хуже смерти, и я даже не знаю причины этого.

Корка льда стала почти прозрачной и в глазах Бориса проступила задумчивость. Он смотрел на меня оценивающе, но уже не как на механизм, который хотел разгадать, осмыслить, выяснить, как работает и работает ли вообще, а скорее, как на бизнес-проект.

– Давай заключим сделку, – неожиданно мягко и миролюбиво произнес Борис, выпустив мой локоть. – Я пробовал с тобой по-плохому, теперь попробую по-хорошему. В твоей головке, – Борис почти нежно погладил меня по волосам, вызывая внутреннюю дрожь, – возможно, хранится очень важная для меня информация. Я хочу ее получить. Взамен я тебя отпущу.

– Значит, ты признаешь, что приказал меня избить и изнасиловать? – как бы между прочим уточнила я. – Сам, небось, наблюдал. Удовольствие получал…

– Не испытывай мое терпение, Кира, – перебил он. В голосе проступили рычащие нотки. – Я не должен ничего признавать и вообще отчитываться перед кем бы то не было. Здесь я хозяин. Как в доме, так и в городе. Тебе это ясно?

– Очень за тебя рада, – заметила я, – но ты сказал "возможно", значит, ты допускаешь, что у меня может не быть того, что тебе нужно. А вообще, как так вышло, что хозяин всего и всех не может обойтись без хрупкой девушки, у которой есть только имя, и у которой, возможно, есть то, без чего ты просто спать не можешь по ночам?