***

На улице теплая погода. Саша помнит, что когда уезжала из дома, на календаре отмечали последние числа августа. Наступил ли сентябрь, она не знает. В этом месте нет календарей, телевизора, интернета или хотя бы завалявшегося радиоприемника. Девушка убирает со лба прядь взмокших волос и думает, что, наверное, на дворе все еще август, так как стоит сильная жара.

— Если ты попросишь, то Дуги покатает тебя на плечах.

Пол радостно прыгает вокруг Куприяновой, предлагая совершить какую-нибудь глупость. Анабелль не отстает от брата, и вот они вместе тянут Сашу на задний двор — к загону с животными.

Местный великан улыбается при виде гостей, и девушку слегка передергивает от вида беззубого рта, широко растянутого, как черная дыра. Она сглатывает, но не отступает назад. Хватит. В конце концов, не проще ли принять неизбежное? Если ее собираются съесть и пустить на опыты, так лучше встречать неприятности с высоко поднятой головой. Она до сих пор с отвращением вспоминает тот день, когда напрудила в штаны. Стыдно.

— Давай, давай, он будет аккуратно, — уговаривает девочка, не выпуская руки Куприяновой из своей холодной ладошки. — Раньше Дуги нас всегда катал. Папа этого не любил, но маме нравилось, потому нам никто не запрещал.

— Ты сможешь достать во-о-он до тех веток на дереве, — мальчишка показывает пальцем куда-то вверх. — Мы можем туда закинуть чего-нибудь, а ты снимешь. А если Дуги тебя еще и подбросит, то до самой верхушки долетишь.

Саша смотрит на исполинское дерево, размер которого сравнится с каким-нибудь небоскребом в городе, и внутри нее все обрывается. Нет. Пускай лучше эксперименты и расчлененка, но не такая высота. Позади нее более не стоит крылатый воин, готовый подхватить в любой момент, а значит, она точно упадет, переломает себе все кости и будет умирать долгой и мучительной смертью.

Нет. Она сейчас же готова отдаться на растерзание чудовищам этого дома. Они-то уж точно сделают все быстро, а после падения, черт его знает, сколько придется мучиться. Она не испугалась, это просто наиболее приемлемый вариант.

— А что это там?

Куприянова попыталась отвлечь детей от их желания показать своей «родственнице», как весело кататься на плечах великана, и указала в сторону дома. На дверь, торчащую словно из земли.

— Это подвал, — приглядевшись, ответил Пол, подбегая к девушке. — Мы туда не ходим. Нам запрещено. Но если ты хочешь, — глаза мальчишки загорелись, — ты могла бы нас туда провести. Там, наверное, жутко интересно. Папа там все дни проводил, а иногда еще и ночи.

— Мама говорила, там нет ничего особенного, — Анабелль остановилась с другого бока от Саши. — Она говорила, папина работа — только для папы. Она говорила, мы не должны ему мешать, иначе он рассердится и накажет нас. Но, может, нам уже можно туда, ведь папы нет, мы никому не помешаем.

Куприянова осмотрела детей, глядя на их заинтересованные мордашки. Они и думать забыли о великане, что ей, несомненно, нравилось. Правда, в подвал она их с собой брать не собиралась, точнее, она вообще туда не собиралась.

Каких два самых распространенных и страшных места показывают в фильмах ужасов? Подвалы и чердаки. Это если речь идет о старинных домах. Есть еще заброшенные психбольницы, лабиринты под землей и темные леса. Сейчас Саша имеет в наличии три необходимые для страшилки вещи: она находилась в лесу, в заброшенном доме и… Нет, все же этих необходимых вещей не три, а больше. Надо попросить Дворецкого пересчитать, сколько всего созданий Манна здесь обитает. Тогда она точно ответит на вопрос: какое количество объектов станет сниматься в ее личном фильме ужасов.

— Сегодня не самый лучший день для похода в подвал, — Куприянова отходит подальше от дома и от загона с животными. Идти домой не хочется, поэтому мозг выдает ей одну подходящую для улицы игру. — Сыграем в жмурки?

***

Оказывается, дети, прожившие пару столетий в доме под присмотром монстров и сами будучи этими самыми монстрами, хранят внутри себя много энергии. Им бы в колесо, как у хомяка, чтобы бегали целыми днями, и к электростанции подключить. Москву смогли бы светом обеспечить. Да что там Москву — всю Россию и небольшую часть Европы.

— Стоп, стоп, стоп!

Выставляю руки вперед и падаю на землю, не удержавшись на ногах. Голова кружится, в ушах шумит, в висках стучит. Разваливаюсь на части. Стягиваю с глаз черную повязку и перевожу дыхание. Заваливаюсь назад и с удовольствием растягиваюсь на траве, подставляя лицо солнечным лучам. Дети тут же оказываются рядом и укладываются возле меня, подперев мои бока своими локтями.

— А мама эту игру по-другому называла, — голос Анабелль ничуть не запыхавшийся, будто они с братом не гоняли меня перед домом последний час. Или больше? Время обеда не пришло? — Она про нее узнала в Испании. У нее название такое смешное, — в подтверждение девочка издала смешок, — «Слепая курица». Мама так и не объяснила, почему курица слепая.

— Ну, «слепая» — понятно, почему. Игроку ведь глаза завязывают, и он ничего не видит, — начинаю новую игру, в которой я якобы знаю все и могу это пояснить. — А вот почему «курица»… Ну, наверное, это у испанцев шутка такая. То есть, игрока называют курицей по той причине, что ему пришлось водить, и это, наверное, нечто обидное. Как-то так.

Да. С такими знаниями, как у меня, только в музей идти — уборщицей — окаменелостям про космос рассказывать: вот эта большая точка — Солнце, а вот эта, поменьше, — Луна, а эти светящиеся штучки — звезды. Гениально.

— Ты интересно рассказываешь, — Анабелль поворачивается и приподнимается на руках, заглядывая мне в лицо. — Расскажи еще что-нибудь.

Никогда не умела ораторствовать. Да и истории из моей жизни детям вряд ли будут интересны. Есть еще книжные истории, но я не большой поклонник книг. Читала что-то, будучи еще в школе, потом Марк подсовывал мне какие-то издания в надежде, что я, наконец, проникнусь печатным словом. Все самое интересное, как раз, и поведал мой друг. Вот, кто умел подать любую историю, как конфетку. Часами могла сидеть и слушать его голос.

— Не знаю я ничего интересного, — вяло отбиваюсь от просьб малышни. — Вам бы книжки пойти почитать, вот где должно быть много занимательного.

— А давай ты нам почитаешь! — вскакивает Пол на ноги. — У папы целая огромная библиотека, он читал нам иногда, когда не был занят. Нет, мы, конечно, и сами можем, — пошел он вдруг резко на попятную, — но все же нам давно никто не читал, — голова его опустилась, голос поник. — А так хочется.

И ведь никак нельзя понять, что передо мной стоит ненастоящий ребенок. Точнее, неживой. Если еще точнее — оживший мертвец. Сколько они с сестренкой пробыли в качестве мертвых, пока их не оживил некромант? Действуют так, словно всю жизнь только и учились, что с помощью своих милых глазок и грустных выражений на лицах манипулировать взрослыми. Но делать ведь все равно нечего, поэтому я соглашаюсь.

Поднимаюсь на ноги, помогаю Анабелль подняться, поправляю ей платье и выбившиеся из кос волосы. Пол теснит сестру в сторону, подставляясь под мои руки. Приглаживаю челку на круглом лице мальчика и в порыве необъяснимой теплоты к монстру чмокаю его в нос, что заставляет мальчика смешно сморщиться. А они не такие уж и холодные.