– У меня есть кое-какие кандидатуры, – задумчиво проговорила Вера Дмитриевна. – Например, гувернантка Яна и охранник Дима, я заметила, что у них в последнее время сложились весьма нежные отношения.

– И кто-то из них обременен семьей?

– По-моему, никто.

– Где же здесь криминал? Свободные люди имеют полное право на личную жизнь. Единственное, что им можно «пришить», так это то, что Яна, убегая на свидание, оставила Алису одну, хотя в одиннадцать вечера маленькие дети, как правило, спят без задних ног.

– Да, вы правы. Криминала здесь нет, – согласилась со мной Вера Дмитриевна.

– Криминал возможен тогда, – продолжала я гнуть свою линию, – когда, например, в уединенном месте мадемуазель Игрек встречается с женатым мужчиной или мистер Икс с замужней женщиной.

Честно говоря, я понимала, что нарываюсь на неприятности, но мне почему-то было на это плевать. И опять Вера Дмитриевна удивила меня.

– Ваши рассуждения вполне логичны, но вариант номер «раз» абсолютно неправдоподобен. Второй вариант я не исключаю, но и он маловероятен, – сказала она задумчиво. – Хотя кто знает… И вот еще о чем я подумала… Подарок, который должен быть доставлен в субботу в целости и сохранности. Ведь его можно доставить как в наш дом, так и из нашего дома. Верно ведь? Может быть, кто-то из обслуживающего персонала задумывает элементарное хищение. Ведь в доме есть драгоценности. И есть змеюка, которая за всем этим следит. На эту роль, кстати, очень подходит Агнесса, которая очень рачительная и внимательная хозяйка.

– Ну а я здесь при чем?

– Вот этого я и не понимаю, поэтому настоятельно рекомендую вам снова переночевать в моей комнате, а то мало ли что… Да и мне с вами будет спокойнее.

– Я не возражаю. Кстати, почему вы мне не сказали, что горничная Марии Эрнестовны уволилась буквально сразу же после ее похорон?

Моя подопечная пожала плечами:

– У меня как-то это из головы вылетело. Но смею вас заверить, что Полина, так ее зовут, – женщина честная, порядочная, и Машеньку она любила. К тому же я ее очень хорошо знаю, она в школе, где я преподавала, медсестрой работала, и именно я переманила ее к нам.

– Но почему она так поспешно уволилась?

– У нее сложились какие-то тяжелые семейные обстоятельства. Глубоко я в это не вникала. Мне не до того было…

Когда Вера Дмитриевна уснула, я включила ночник и начала листать записную книжку покойной Марии Эрнестовны. Ничего интересного в ней не было, обычные короткие записи для памяти: дни рождения прислуги, кому какие подарки дарить, перечень необходимых дел, стоимость покупок, рецепты омолаживающих масок, стихотворное поздравление каким-то Свидерским с серебряной свадьбой… И вдруг на одной из страничек мое внимание привлекла короткая запись, стоявшая особняком: «Мои болячки – это кара за мое легкомыслие, которое обернулось подлостью по отношению к другому человеку. Этот человек, добрая душа, меня простил. Но Бог не простил. Так что не смею роптать…»

Фраза была непонятной, но стоила того, чтобы над ней подумать.

Утром я проснулась от жуткого сна: мне привиделось, что я стою в родном операционном блоке, и санитары привозят на каталке Галину Герасимовну. Она лежит на ней, скрестив красивые ноги в изящных туфельках, и пилочкой подправляет наманикюренные ногти.

– Это еще что такое? – спрашиваю я у санитара, почему-то одетого в униформу служащих «Макдоналдса».

– Так у нее змеюка…

Я смотрю и ужасаюсь: изящные плечи мадам Шадриной обвивает толстенная змея, которая зыркает на меня злыми маленькими глазками. Чертыхаясь, я начинаю стягивать с красавицы шипящее пресмыкающееся, которое тут же обвивается вокруг моей шеи и начинает меня душить…

– Скальпель, дайте кто-нибудь скальпель, – хриплю я и открываю глаза…

Причина кошмара, мой драгоценный котик, дрых на подушке, уложив свой толстый живот как раз поперек моей шеи. Ну, в конце концов, сама виновата: избаловала скотину донельзя.

Стараясь не разбудить Веру Дмитриевну, я выскользнула из комнаты и отправилась в бассейн. Утро было солнечным, вода – бодрящей. Я выбросила из головы и «подметное» письмо, и историю с бедной Марией Эрнестовной и наслаждалась тем, что бассейн сегодня был в полном моем распоряжении.

Возвращаясь в дом, я столкнулась с домоправительницей, которая намеревалась пить утренний кофе и пригласила меня составить ей компанию.

Пока Агнесса нажимала кнопки на кофемашине, готовя ароматный эспрессо, я разглядывала ее комнату, оформленную, как и у меня, в минималистском стиле и расположенную на верхнем этаже, рядом с апартаментами Дмитрия Александровича. Главным украшением комнаты был потрясающий вид из окон на окрестные леса, поля и речку, которая протекала метрах в трехстах от усадьбы. Еще я обратила внимание на чуть пожелтевшую черно-белую фотографию красивого парня в морской офицерской форме, которая стояла на прикроватной тумбочке, и, странно, при взгляде на нее меня посетило дежавю: мне почему-то показалось, что это лицо я уже где-то видела.

Агнесса поставила чашки с кофе на низкий столик возле дивана, рядом с блюдом, наполненным разнообразными плюшками.

– Вера Дмитриевна говорит, что за последние дни она стала чувствовать себя значительно лучше и во многом – благодаря вашей заботе о ней, – сообщила домоправительница, доброжелательно поглядывая на меня. – И я рада, что история с розовой шалью не отразилась на ее самочувствии, хотя до сих пор я не смогла выяснить, кому и зачем понадобилось изображать привидение, впрочем, как и то, кто выпустил вчера вечером из вольера собак. У вас есть какие-нибудь предположения на этот счет?

Я пожала плечами:

– Абсолютно никаких. Потом, я же здесь никого не знаю. Хотя, например, я обратила внимание, что горничная Галины Герасимовны весьма любопытна.

– Да уж, это видно невооруженным глазом, – вздохнула моя визави.

– Зоя поступила сюда по вашей рекомендации?

– Нет, она работала у Галины Герасимовны еще раньше, когда та… – Домоправительница поперхнулась кофе и, откашлявшись, закончила фразу: – В общем, когда та еще не стала женой Антона Зиновьевича.

– Вера Дмитриевна сказала, что вы были ближайшей подругой покойной Марии Эрнестовны.

– Да, мы дружили с детства.

Лицо ее побледнело, губы задрожали, казалось, она вот-вот заплачет.

– Скажите, а она знала о том, что у Антона Зиновьевича есть, скажем так, вторая семья?

Домоправительница внимательно посмотрела на меня.

– Вам и про это известно?

– Да.

– От кого?

– От Веры Дмитриевны, – выдавать Люсю-Люсьенду, баловавшую меня вкусностями, мне не хотелось.

– Нет, она ничего не знала.