Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Она не говорит тебе правды, потому что боится. Она егоубила. Я готов поспорить на что угодно, что так оно и есть.
– Шеф, а разве ты не в состоянии показать, что кто-то укралу нее револьвер? – обратилась к Мейсону Делла Стрит. – Конечно, он принадлежитЭлеоноре. Зарегистрирован на нее. Но вдруг им воспользовался кто-то другой?
– Ты не учла ловушку, специально приготовленную для меняГамильтоном Бергером.
– Какую ловушку?
– Он надеется, что в результате перекрестного допроса я какраз приду к подобному – и тут он вызовет свою главную свидетельницу.
– Кого?
– Этель Белан.
– В чем она поклянется?
– Одному богу известно, – вздохнул Мейсон, – но, скореевсего, в том, что видела Элеонору Корбин с револьвером за несколько часов досмерти Хепнера. Может, и не в этом, но точно в чем-то убийственном для нашейклиентки, – тут можно смело ставить свой последний доллар, и не прогадаешь. Впротивном случае Бергер никогда не стал бы размещать ее в дорогой гостинице сохраной, не подпуская близко никого, кто мог бы разболтать, что она собираетсязаявить.
– Да, ты прав, Перри, – согласился Дрейк. – А ты думалнасчет того, чтобы заключить сделку с окружным прокурором?
– Какую сделку?
– Элеонора признает себя виновной, взамен получаетпожизненное заключение вместо высшей меры. А с такой внешностью, как у нее, даесли еще и удача ей будет сопутствовать, она выйдет досрочно, пока еще осталосьвремя пожить.
Мейсон покачал головой.
– Почему нет?
– Потому что она не призналась мне в том, что убила Хепнера.Я не имею права обрекать невинного человека на подобный ужас. Подумай сам, Пол.Она молодая, симпатичная девушка с прекрасной фигурой, которую любитдемонстрировать. Она всегда была свободна, путешествовала в Европу и ЮжнуюАмерику, ела в лучших ресторанах. В общем, наслаждалась жизнью. Представь ее втесных рамках тюрьмы, лишенной блеска и разнообразия. Монотонное существование,один день как две капли воды похож на другой. Каждый вечер свет выключается водно и то же время. Утром подъем в определенный час, безвкусный завтрак. Жизньтечет сквозь пальцы и уходит в канализационную трубу. На тюремной диете, гдепреобладает крахмал вместо протеинов, она быстро располнеет. В организмеокажется переизбыток воды. Она потеряет фигуру, плечи опустятся. Если она ивыйдет через пятнадцать-двадцать лет, то что будет делать? Она уже не станетпривлекать внимание мужчин, утратит свою живость и непосредственность,составляющие основу ее шарма. Она потеряет все. Тюрьма сделает свое дело. Она…
– Десять тысяч против одного, что она предпочтет смертныйприговор, – перебила Делла Стрит. – И на ее месте я поступила бы так же.
– Именно это я и хотел сказать.
– Но мы обязаны что-то предпринять! – воскликнул Дрейк. – Нельзясидеть сложа руки.
– Конечно, предпримем. Я просто стараюсь, чтобы у меня вголове выстроилась картинка. Следует выяснить что-то, что неизвестно обвинению.Мы должны действовать быстро и доказать, что случилось на самом деле.
– На самом деле твоя клиентка пристрелила Хепнера, –возразил Дрейк. – Ее обуяла ревность, потому что он начал ей изменять. Почемуона не ведет себя как нормальный человек? Почему бы ей было не сесть всвидетельскую ложу, не положить одну красивую ножку на другую, продемонстрировавих присяжным, и не рассказать о том, как Хепнер насмехался и издевался над ней,заявляя, что даже никогда не думал на ней жениться, а просто получалудовольствие. Она подумала, что напугает его и все-таки заставит на себежениться, если достанет из сумочки револьвер. Она намеревалась только испугатьего, но он продолжал в том же духе – и тут внезапно у нее в глазах потемнело.Следующее, что она помнит, – это неподвижное, мертвое тело рядом с ней. Онасловно на какое-то время лишилась рассудка, скинула с себя одежду и понесласьпо парку в практически обнаженном виде.
– По крайней мере, это хоть какая-то защита, – согласиласьДелла Стрит. – С ее фигурой и очарованием подобное может сойти. По крайнеймере, несколько старых козлов-присяжных, загипнотизированных нейлоновымичулочками, потребуют оправдательного приговора. Может, в конце концовсогласятся на непреднамеренное лишение человека жизни.
– Вы забываете о том, что адвокат представляет правосудие, –напомнил Мейсон своим друзьям. – Он стоит за правду. Я не должен, используясвою смекалку и находчивость, становиться между виновным человеком и нашимзаконом. Мой долг – защита интересов клиентки. А теперь давайте рассмотримситуацию с точки зрения логики. Мы не должны подвергаться паническому страхуили позволять кому-то себя гипнотизировать. Что находится у тебя в карманах,Пол?
– У меня? В карманах? – переспросил Дрейк.
Мейсон кивнул.
– Да дрянь всякая.
– Вынь ее и положи на стол, – попросил Мейсон.
Сыщик удивленно посмотрел на него.
– Начинай, Пол.
Дрейк принялся молча выкладывать все из карманов на стол.
– Черт побери! – воскликнула Делла Стрит, видя всеувеличивающуюся горку. – А мужчины еще возмущаются насчет содержимого женскихсумочек!
У Дрейка оказались: карандаш, авторучка, записная книжка,перочинный нож, портсигар, зажигалка, связка ключей, несколько носовых платков,бумажник, мелочь, водительское удостоверение, два вскрытых конверта с письмами,расписание прилета и отлета самолетов и пачка жевательной резинки.
Мейсон задумчиво осмотрел появившуюся груду.
– Итак, что я доказал? – поинтересовался Дрейк.
– Хотелось бы мне это знать… Но кое-что ты определенноподтвердил.
– Я чего-то не понимаю, – признался Дрейк.
– Сравни то, что лежит у тебя в карманах – а это, насколько японимаю, содержимое карманов любого среднестатистического мужчины, – сосписком, зачитанным помощником коронера, – списком того, что обнаружили вкарманах Дугласа Хепнера.
– Конечно, я…
– Давай рассуждать, – перебил Мейсон. – Хепнер курил. Впортсигаре лежали сигареты. А куда делись спички? Где его нож? Практически укаждого мужчины в кармане лежит какой-то перочинный нож. Какую-то мелочь у негонашли, а где бумажные деньги? Водительское удостоверение есть, но никакихкредитных карточек, членских билетов и всего прочего в таком роде. Никакихадресов, телефонов.
Дрейк нахмурился в задумчивости, а потом воскликнул:
– Черт побери, Перри, ты прав! Что-то маловато всего.
– А где жил Хепнер?