Почувствовав, что кто-то приблизился, я очнулась. Дедал. Впервые с тех пор, как он явился на мой остров, мы остались одни. Лоб его усеян был бурыми пятнышками. А руки измазаны по локоть.

– Позволь, я перевяжу твои пальцы?

– Благодарю, не нужно. Они сами заживут.

– Госпожа… – Он замялся. – Я в долгу перед тобой до конца своих дней. Не приди ты, я оказался бы на твоем месте.

Плечи Дедала напряглись, словно изготовившись принять удар. Когда он благодарил меня в последний раз, я на него накинулась. Но теперь знала больше, чем тогда: ему тоже известно, каково это – сотворить чудовище.

– Хорошо, что не оказался. – Я кивнула на его руки, испачканные, покрытые засохшей кровью, как и все остальное. – Твои заново не отрастут.

– Это существо можно убить? – спросил Дедал вполголоса.

Я вспомнила, как вопила сестра, призывая нас быть осторожными.

– Не знаю. Пасифая, похоже, считает, что да. Но как бы там ни было, он рожден от белого быка. Может, он под защитой какого-то бога, а может, способен навлечь проклятие на любого, кто причинит ему вред. Мне надо подумать.

Он провел рукой по обритому черепу, и я увидела, как его надежда на простое решение иссякла.

– Тогда мне нужно смастерить другую клетку. Эта недолго продержится.

Он ушел. Кровь запекалась коркой на моих щеках, и руки после твари испачканы были какой-то гадостью. Голова стала тяжелой и мутной, я ослабела – слишком много потеряла крови. Можно кликнуть служанок, они отведут меня помыться, но этого мало. Зачем моя сестрица сотворила такую мерзость? И зачем меня позвала? Почти всякая наяда, окажись она на моем месте, сбежала бы, конечно, а вот нереиды справились бы – они к чудовищам привыкли. Или Перс. Почему она его не позвала?

Разум мой не находил ответа. Он размяк, притупился, стал бесполезным, как утраченные пальцы. Пришла одна только ясная мысль: я должна что-то сделать. Нельзя стоять и смотреть, как в мир выпускают новый кошмар. Нужно найти мастерскую сестры, подумала я. Может, там отыщется то, что мне поможет, – какое-нибудь противоядие, мощное зелье, способное все обратить вспять.

Мастерская была недалеко, ее отделяли от спальни коридор и занавесь. В кухне другой колдуньи я оказалась впервые и осматривала полки, ожидая увидеть сама не знаю что – всякую жуть: печень кракена, драконьи зубы, кожу, содранную с великанов. Но видела только травы, к тому же самые немудреные: ядовитые растения, маки, кое-какие целебные корешки. Без сомнения, сестра могла бы многое из них сотворить, поскольку обладала сильной волей. Но Пасифая была ленива, и доказательства тому лежали передо мной. Травы оказались давнишние, хрупкие, словно опавшие листья. И собраны к тому же кое-как – одни еще в бутонах, другие уже вялыми, срезаны чем попало и когда попало.

Тут я кое-что поняла. Пусть сестра меня вдвое сильнее как богиня, зато я – вдвое сильнее как колдунья. От этой трухи проку мало. И моих ээйских трав тоже недостаточно. Чудовище связано с Критом, вот Крит и подскажет мне, что тут можно сделать.

Я отправилась в обратный путь – через залы и коридоры к центральной части дворца. Я видела там лестницу, что вела не к гавани, а вглубь острова, в обширные, яркие сады, за которыми открывались дальние поля.

Кругом все были заняты работой: мужчины и женщины мели мощеные дорожки, собирали фрукты, взвешивали в руках корзины с ячменем. И старались не поднимать глаз, когда я проходила мимо. Наверное, привыкли не замечать и много более окровавленных существ, живя бок о бок с Миносом и Пасифаей. Позади остались последние дома крестьян и пастухов, рощи и пасущиеся стада. Холмы буйно зеленели и так золотились под солнцем, что казалось, сами излучали свет, но я не останавливалась насладиться видом. Мой взгляд приковывал черневший на фоне неба силуэт.

Это была гора Дикта. Ни медведи, ни львы, ни волки не смели ходить по ней, только священные козлы с витыми, как морские раковины, громадными рогами. Даже в самое жаркое время года здешние леса хранили прохладу и сумрак. Говорили, что ночами охотница Артемида, вооруженная сверкающим луком, бродит по склонам горы, а в тени одной из здешних пещер был рожден и спрятан от своего прожорливого отца сам Зевс.

Здесь водились травы, которых больше нигде не найдешь. Столь редкие, что даже названия даны лишь немногим из них. Я чуяла, как они разрастаются в низинах, распространяя вокруг чудодейственные побеги. Маленький желтый цветок с зеленой сердцевиной. Оранжево-бурая лилия со склоненной головкой. А лучше всех – пушистый диктамнон, царь врачевания.

Я шла не как ходят смертные, но как богиня, и земля проносилась под ногами. К сумеркам я достигла подножия и начала взбираться наверх. Ветви хлестали меня. Тьма углублялась, как вода, пощипывала кожу. Вся гора подо мной будто гудела. И я, хоть была в крови и страдала от боли, ощутила внезапно приятное головокружение. По мхам, по кочкам я поднималась выше и вот, под серебристым тополем, увидела цветущую поросль диктамнона. Я приложила его пронизанные силой листья к руке, лишившейся пальцев. Словом привела в действие чары – рука исцелится к утру. Собрала немного корней и семян, сложила в мешочек и отправилась дальше. Я все еще несла на себе кровь и пахла ею, но наконец нашла озерцо, прозрачное, холодное, питавшееся талым льдом. Мне желанны были его ошеломляющие воды и причиняемая ими чистая, скоблящая боль. Я провела небольшой обряд очищения, знакомый всем богам. Прибрежной галькой стерла с себя грязь.

А потом села на берегу, под серебристой кроной, и задумалась над вопросом Дедала. Можно ли это существо убить?

Некоторые боги наделены пророческим даром, способны всмотреться во мрак неизвестности и увидеть мельком, кому какая грядет судьба. Не все можно предсказать. Жизнь большинства богов и смертных ни к чему не привязана, запутанна, то так идет, то сяк, без четкого замысла. Но есть и другие, их жизненный путь прям как доска, а судьба подобна аркану: не вывернешься, сколько ни старайся. Такую судьбу наши пророки узреть могут.

Мой отец умел провидеть, и я всю жизнь слышала разговоры о том, что это его свойство и детям передается. А проверить ни разу в голову не пришло. Мне ведь с детства внушали, что никаких его способностей я не унаследовала. Но теперь, коснувшись воды, я велела: покажи.

На воде проступила картинка, зыбкая и бледная, будто из клубов тумана. Чадящий факел движется, качаясь, по длинным коридорам. Меж каменных стен узкого прохода тянется нить. Тварь ревет, обнажает чудовищные зубы. Она с человека ростом, на ней истлевшие обрывки одежды. Смертный с мечом в руке выскакивает из темноты и наносит смертельный удар.

Туман рассеялся, вода вновь стала прозрачной. Я получила ответ, однако не тот, на который надеялась. Существо смертно, но оно не умрет в младенчестве – от моей руки или Дедаловой. Смерть ждет его лишь через много лет, и оно должно их прожить. А пока остается лишь держать его в заточении. Об этом позаботится Дедал, но, может, и мне удастся ему чем-то помочь. Я расхаживала среди сумрачных деревьев, размышляя об этом существе, о том, какие у него могут быть слабости. Вспомнила хищный взгляд черных глаз, прикованный ко мне. Сосущий голод, заставлявший тварь упорно тянуться к моей руке. Сколько нужно, чтобы его насытить? Не будь я богиней, существо и дальше меня пожирало бы, постепенно всползая по руке.