— Разобрался! Слава тебе, Господи! Она решила, что я постарел и утратил былую привлекательность.

— Повезло.

— А вот Херувиму нашему не повезло, — подал голос Эд. — Даже, может, больше твоего не повезло. У него рак. Допрыгался наш попрыгунчик. Так что не одного тебя жизнь ломает.

Данила устало прикрыл глаза, прислушался к раздирающей тело боли. Да, жизнь — странная штука, ей все равно, кого ломать…

Они поболтали еще минут пять ни о чем, а потом расстались. Ребята обещали его навестить в ближайшее время, но Данила знал — «ближайшее время» отодвинется на неопределенный срок. И не потому, что они такие плохие и бездушные, а потому, что сопереживать безнадежно больному человеку — тяжелый труд. Для многих — просто непосильный. Данила их понимал и не винил. Неизвестно, как бы он сам поступил, оказавшись на их месте…

Дверь палаты приоткрылась с тихим скрипом, отвлекая Данилу от нелегких мыслей.

Врач была худенькой и трогательно молодой. Он даже сначала принял ее за медсестру. В этом центре было много молоденьких медсестер, вышколенных, приветливых, постоянно улыбающихся. Данила предпочел бы, чтобы за ним ухаживали женщины постарше — молодых он стеснялся, смущался своей беспомощности и никчемности. И вот теперь эта девочка…

— Привет, — сказала она. — Я — реабилитолог.

— Привет. — Данила отвернулся к окну, чтобы не видеть жалости в ее взгляде. Они все его жалели, эти молоденькие, двадцатилетние девочки…

— Анна Павловна сказала, что вас мучают боли.

— Я привык, — соврал он.

— К этому невозможно привыкнуть. Давайте посмотрим, что можно сделать.

Неожиданно он разозлился. Все эти долгие, наполненные непрекращающейся болью месяцы молчал и терпел, а теперь вдруг сорвался…

— А разве тут можно что-нибудь сделать?! Вы можете поставить меня на ноги? Не можете! Так какого хрена вы сюда приперлись?! Для галочки? Вам начальство ваше велело…

— Хватит, Данила! — Девочка-врач опустилась на придвинутый к его кровати стул. — Не будь слабаком!

Это оказалось так неожиданно, что даже боль удивленно отступила.

— Это такой новый метод психотерапии? — спросил Данила насмешливо. — Обзывать пациента слабаком?

— Да, если тот ведет себя неадекватно. — Она не смотрела в его сторону, рассеянно листала историю болезни.

— А как должен вести себя адекватный пациент?

— Для начала он не должен мешать лечению.

— А давайте поступим иначе! — Злость снова вернулась, еще более лютая, чем боль. — Давайте вы для начала представитесь, чтобы я знал, на кого жаловаться администрации!

— Мы знакомы, — сказала она и захлопнула историю болезни. — Меня зовут Селена Савицкая. Помнишь?

Данила знал только одну девочку с таким редким именем. Бунтарка с разноцветными глазами из его детства. Но та Селена была нескладной дурнушкой, а эта выглядела… хорошо выглядела. Если не сногсшибательно, то уж точно стильно. И глаза…

— Цветные контактные линзы, — она предвосхитила его вопрос. — У меня по-прежнему разноцветные глаза.

— Ты изменилась. — Он попытался улыбнуться.

— Ты тоже. — Она улыбнулась в ответ.

— Да уж, меня теперь не узнать. — Лучше бы он злился, потому что вот эта мучительная, бросающая в пот неловкость еще страшнее.

— Ну почему же?! Я сразу тебя узнала. Теперь можно я тебя осмотрю?

Он не желал никаких осмотров, и в сто раз сильнее он не желал, чтобы его осматривала вот эта девочка из его почти забытого прошлого.

— Я врач. — Теперь Селена смотрела прямо ему в глаза, внимательно и просительно одновременно.

— Я в курсе…

— Не бойся, больно не будет.

Смешная. Больнее, чем есть, уже точно не будет…

Это оказался странный осмотр. Ее руки медленно скользили по его коже. Прикосновения тонких пальцев были иногда легкими, едва ощутимыми, иногда довольно сильными.

Она изучала его тело, а он изучал ее лицо: маленькую морщинку на переносице, ямочки на щеках, родинку на подбородке… Он так увлекся, что не заметил, как боль, терзавшая его почти год, ушла…

— Вот и все. — Селена заправила за ухо длинную челку, улыбнулась какой-то странной, вымученной улыбкой. — На сегодня достаточно.

— Это был осмотр или лечение? — спросил Данила, прислушиваясь к разливающемуся внутри теплу, ожидая, когда исчезнувшая боль заявит о себе с новой силой.

— И то и другое. Как ты себя чувствуешь?

— Лучше, а ты? — У нее было такое лицо… серое, с губами в синеву, с бисеринками пота на лбу. Как будто вся его боль ушла к ней. — Может быть, позвать кого-нибудь?

— Все нормально! — Она небрежно взмахнула рукой. — До завтра, Данила.

— До завтра, Селена.

* * *

Селена держалась до конца — потеряла сознание только в ординаторской…

— …Ну ты нас напугала, мать! — Голос Анны Павловны доносился словно издалека. — Почти пятнадцать минут в отключке. Я уже собиралась анестезиологов звать… Ты как вообще?

Как она?.. Не пытаясь сесть, Селена открыла глаза. Ординаторская тут же «поплыла», к горлу подкатил горький ком.

— Плохо, наверное. — Сил не осталось даже на то, чтобы соврать. — Дрожит все, и слабость.

— Дрожит все, и слабость? — переспросила заведующая задумчиво.

— Может, мне шоколадку?

— У меня есть кое-что получше! — Анна Павловна помахала перед Селеной пустым шприцом. — Уже ввели, сейчас подействует.

— Что ввели?

— Сорокапроцентную глюкозу. Мне уже давно эти твои симптомы казались подозрительными. Сама-то не догадываешься, что с тобой?

Она не догадывалась. Ей хотелось лишь одного — лежать вот так, с закрытыми глазами, и ни о чем не думать.

— Это гипогликемия, девочка моя! — сообщила Анна Павловна. — Банальная гипогликемия! Когда ты отключилась, я специально сгоняла постовую сестру за глюкометром, чтобы проверить. Низкий у тебя был сахар, Селена. Я бы даже сказала, критически низкий. Давай-ка, сейчас проверим!

Боли от укола Селена даже не почувствовала, по телу разливалось успокаивающее тепло и даже голова, кажется, больше не кружилась.

— Теперь уже почти в порядке! — сказала заведующая и сунула в руку Селене тест-полоску. — Хочешь, сама посмотри.

Она не стала смотреть, лишь согласно кивнула.

— Ты не перестаралась там, случайно, с этим парнем? — осторожно поинтересовалась Анна Павловна. — Что-то не нравится мне это все. Плохо, понимаешь ли, когда вот так… бесконтрольно. Мне врачи в отделении требуются живыми и здоровыми. Мне такие жертвы не нужны.