Рано или поздно – Джей это знал – имплантированные чипы станут последним писком моды, как прочие предметы с электронным управлением, начиная от часов в машине и заканчивая очками, телевизором, одеждой и даже зубной щеткой… Конечно, не обойдется без паникеров, которые поднимут шум – дескать, все эти технологии подвергают опасности свободу личности, – но их, как всегда, будет меньшинство. И в тот день, когда это произойдет, «Вотч Корп» будет здесь… Джей не смог удержаться от улыбки: цифровая революция поэтапно воплощает тысячелетнюю мечту всех диктатур – граждане без частной жизни, которые сами отказываются от своей свободы…

Мышцы бедер и икр налились от напряжения. Сжав зубы, Грант еще прибавил скорости. Его потное тело буквально излучало энергию и тепло в поднимающемся от пола сиянии.

Джей отвел взгляд.

Напротив беговой дорожки простиралась сверкающая стена экранов. Многие десятки изображений с камер наблюдения. Черно-белые и цветные. Парковки, кабины лифтов, общественные места, столы в офисе. На других демонстрировались сцены гораздо более личного свойства. На краю бассейна очаровательная молодая женщина со спины верхом на своем партнере – конгрессмене Соединенных Штатов, имеющем пять детей и восемь внуков. Журналист, защитник свободы личности, курящий гашиш в компании несовершеннолетней девушки; группа анархистов, строящих заговоры в сквере Саут-Сайд в Чикаго; полицейский Миннеаполиса, принимающий взятку в парке. Все эти изображения составляли немую мозаику, хаотичный балет, причудливый, нечеловеческий, несмотря на то что это был моментальный снимок всего человечества целиком, сведенного к деятельности одного муравейника. Картинки отражались в глазах Огастина – расширенных, словно у него были галлюцинации. Он упивался ими, как если б его мозг был под воздействием сильного наркотика, блестящая грудь ритмично вздымалась.

– Ну что? – спросил он, не останавливая свой бег.

– Сто шестьдесят семь мальчишек в возрасте от пятнадцати до семнадцати лет, – ответил Джей. – Я взял еще троих человек: скоро они проанализируют все их входящие и исходящие звонки, эсэмэски, кредитные карты, электронную почту, профили на «Фейсбуке», расходы с кредитных карт, их круг общения, успеваемость в школе и медицинские карты, их резервное копирование в облако, историю скачиваний, запросы в поисковых системах. И не только их самих, а еще и родителей, приятелей, подружек, преподавателей, всех, с кем они могут контактировать… Если кто-то подключается к Глубокой паутине[34], пользуется «Тором»[35] или программным обеспечением для шифрования, мы это тоже будем знать. Если он там, в конце концов его найдут. Но это займет некоторое время.

– Так возьми еще работников. Столько, сколько нужно.

– Но тогда в тайну будет посвящено больше людей, – заметил Джей.

Огастин задумался; на полсекунды это отразилось на ритме его бега, который затем снова выправился.

– Там есть кто-нибудь? Кто-то, кто мог бы вести расследование на месте? И на кого можно рассчитывать?

Колебание Джея было недолгим.

– Да, думаю, у меня есть человек, который нам нужен.

– Вызови его. – Огастин обозначил паузу. – Он там, Джей. На одном из этих островов… Это один из них, один из этих ста шестидесяти семи…

Остановившись, он схватил салфетку, чтобы вытереть пот.

– Найдите его. Найдите моего сына, Джей.

Всю ночь я бодрствовал, пока утром не услышал первые шумы в доме. Сидя на своей кровати, подперев спину подушками, я не спешил вставать. Лив и Франс ходили внизу, на кухне. В другое время они уже давно подняли бы меня, сказав, что я сейчас опоздаю.

Я смотрел на будильник, стоящий на ночном столике, когда снаружи послышался автомобильный гудок; затем раздались знакомые голоса, на которые ответила Лив. Я слабо улыбнулся, почувствовав, что внутри полегчало: ко мне пришли Чарли, Джонни и Кайла. Это был первый раз, когда они это сделали. Мы всегда встречались на парковке.

– Генри! – позвала Лив.

Я спустился по лестнице, испытывая ощущение, будто плыву. Новые молчаливые объятия. Лив сильно сжала меня. Франс посмотрела с материнской нежностью.

– Парни, мне надо в душ.

– Забей, – сказал Чарли. – Иначе пропустим паром. И так нам сильно повезет, если удастся подняться на борт.

– А пока ждете, может быть, тостов, Чарли? – спросила Лив.

– О да, миз, конечно, – ответил он с энтузиазмом, но его напряженный ломкий голос прозвучал несколько фальшиво.

Снова поднимаясь к себе, я услышал, как негромко произносят имя Наоми, затем начали разговаривать тихо, серьезно, с задушевными интонациями…

В порту нас ожидал сюрприз: остров был наводнен полицейскими, журналистами и съемочными группами с телевидения. Весь этот бомонд прогуливался небольшими компаниями, будто город принадлежал им, – со стаканчиками кофе или банками колы в руках, переходя с одного тротуара на другой, не обращая внимания ни на светофоры, ни на пешеходные переходы, ни на дорожное движение. Они входили и выходили из баров и лавочек, будто толпа развязных туристов. Среди полицейских я насчитал по крайней мере четыре различных видов формы. Бородатые типы с камерами «Сони» на плече снимали все, что представляло собой хоть какой-то интерес, и даже то, что его не представляло; примерно полдюжины автобусов-монтажных со спутниковыми антеннами на крышах были как попало припаркованы на парковке у паромной пристани. Очевидно, единственное убийство, в то время как в том же Сиэтле их происходит несколько десятков каждый год, но случившееся на маленьком живописном и спокойном острове было для СМИ манной небесной. Я уже видел заголовки крупными буквами: «Кровавый остров», «Убийство на острове», «Страх на архипелаге» и т. д.

– Господи Иисусе, – покачал головой мой друг. – Видишь цыпочку с микрофоном и большими буферами?

Он говорил об одной из телекомментаторш, которую, судя по всему, взяли скорее за формы, чем за дикцию. Но мое внимание привлекло другое: в порту полицейские государственной патрульной службы переходили по пристани от одного рыболовного суденышка к другому. А их в приморском курортном местечке гораздо меньше, чем прогулочных. Затем паром отошел от пристани под взглядом объективов десятка камер. Фотоаппаратов было минимум втрое больше. Некоторые пассажиры, такие как М. Боярский – бальзамировщик в похоронном бюро Мелвилла в Маунт-Верноне, – вышли на палубу, чего обычно не делали, судя по всему, в надежде попасть «в телевизор». Мы, возможно, тоже так поступили бы при других обстоятельствах.

– Свинский бардак, – повторил Чарли четверть часа спустя. – Мир действительно переполнен ублюдками.