Множество рук подняло меня над полом и донесло до середины тренажерного зала. Я обеспокоенно огляделся кругом: зал был пуст. Никого не было перед гимнастическими снарядами, никого – на брусьях. Тяжелые медицинские шары в неподвижности ожидали возможности помучить какого-нибудь мальчика, такого же, как я, нелюбителя физических упражнений.

– Что вы хотите? – спросил я.

– Спокойно, – сказал Райан Маккеон, правая рука Шейна, вся кожа которого была покрыта воспаленными угрями.

– Спокойно, слышишь? – потребовал Шейн, хотя я еще ничего не сделал.

– Спокойно, – проговорил и Поли Уилсон, но когда главный садист школы предлагает тебе успокоиться, клянусь, что ваш пульс участится. – Не трясись, размазня. Никто тебе здесь ничего плохого не сделает, дурик.

Я спросил себя, не они ли создали ту страницу на «Фейсбуке» и послали мне то сообщение. Но эти трое были скорее из тех, кто берет на себя ответственность за свои поступки, что невозможно не признать, и они наверняка подписались бы.

– Эй, козявка! – снова заговорил Райан. – Это ты ее убил?

– Спокойно, парень, – умерил их пыл Кьюзик.

Райан внимательно посмотрел на меня, а затем покачал головой с видом глубокого отвращения.

– Тебе бы следовало выдвинуть себя на выборы, – ухмыльнулся Шейн без малейшего веселья в голосе, и я понял, что он намекает на страницу на «Фейсбуке».

Я почувствовал, как глухой гнев вытесняет страх, но по сравнению с моим горем оба эти чувства теряли свое значение.

– Я очень любил Наоми, и ты это знаешь, – начал он очень холодно. – Она была чертовски классной… Видишь ли, я так и не понял, почему она водилась с вашей компашкой мелких педиков.

Шейн принялся медленно обходить вокруг меня.

– И тем более я так и не понял, что она нашла в тебе. Но, видишь ли, я отношусь к этому с уважением. Она выбрала тебя – ну ладно, хорошо, понял – отошел. Я сказал себе: «Разумеется, Наоми знает, что делает». Потому что… видишь ли… я относился к ней с большим уважением, понимаешь? Ну да… И меня, чертово дерьмо, ломает от того, что с ней произошло.

По его поведению я догадался, что он изображает крутого перед приятелями, но в то же время ему приходится выдавливать из себя каждое слово, и ситуация доставляет ему страдание.

– Это меня бесит, клянусь тебе.

У Кьюзика было обманчивое лицо: лицо ангела. Длинные, почти женские ресницы, аккуратный ротик, взгляд оленя – и неважно, что в школе не найдется такого сумасшедшего, который заметит ему, что в парике и с капелькой косметики он мог бы отбить любого клиента у проститутки. Но я уже видел, как он взрывается. Видел, как меняется его физиономия, будто туча закрывает солнце и затемняет до этого идиллический пейзаж. Я видел, как его черты искажаются под действием гнева и взгляд становится таким же черным и тусклым, как у акулы. Поверьте, вам бы не захотелось такое видеть.

Теперь, в это самое мгновение, туча находилась здесь.

– Почему?

– Почему что? – спросил я, и адамово яблоко у меня на горле дернулось туда и обратно.

Кьюзик толкнул меня. Можно было и в самом деле подумать, что он хочет разодрать мне горло голыми руками.

– Почему ты ругался с ней на пароме?

Я вытаращил глаза:

– А? Откуда ты узнал?

– Шэнна вас видела в окно…

«Вот сволочь эта Шэнна Макфаден», – подумал, а вслух сказал:

– Тебя это не касается.

– Это ты? – процедил он сквозь зубы.

Я ничего не ответил.

– Эй, с тобой разговаривают! – заорал Поли.

– Заткнись, Поли, – поморщился Кьюзик. – Я задал тебе вопрос, Уокер. Ты считаешь, что он слишком сложный?

– НЕТ. Нет, это не я, дебил ты несчастный. С чего бы мне это делать?

– С чего бы мне тебе верить?

– Начхать мне с высокой колокольни, веришь ты или нет, в гробу я тебя видел!

Райан и Поли повернулись ко мне; я видел, что глаза у них стали совершенно круглые.

– Что-о-о-о ты сказал, козявка? – прошипел Поли.

– Заткнись, дерьмо! – повторил Шейн и пристально посмотрел на меня. – Что ты собираешься делать?

– То есть?

– Ты рассчитываешь сидеть сложа руки?

– Нет.

– Я слушаю тебя.

– Что? Иди на хрен! Тебя-то это каким боком касается?

– Генри, я тебя слушаю… что ты собираешься делать?

В его голосе была нотка угрозы, но, как мне показалось, и попытка к сближению.

– Я собираюсь найти того, кто это совершил, – сказал я.

Хихиканье двух его прихвостней.

– Да ну? – произнес Шейн, но в его голосе не было ни капли сарказма. – И как ты собираешься это сделать?

– Пока не знаю… Для начала надо восстановить то, что произошло в ту ночь на пароме. Потом будет видно, куда это приведет.

– Я хочу тебе помочь, – внезапно объявил он.

– Что?

– Наоми была моей подругой. Я хочу помочь тебе схватить сукина сына, который это совершил.

Я ничего не ответил.

– Ты в курсе, что у тебя был мотив для убийства? – добавил Кьюзик. – Полиция этого, может быть, еще не знает, но скоро это откроется…

Мой желудок непроизвольно сжался.

– Мотив? Какой?

Кьюзик приблизился ко мне и шепнул на ухо:

– Она хотела тебя бросить…

Будто рой пчел зажужжал у меня в барабанных перепонках. Я моргнул.

– К-к-как? Она тебе… сказала?

– Нет. Не прямо… не так. Ты хорошо знаешь, что это было не в ее стиле: сначала она поговорила бы с тобой… Но у нее были сомнения, это ясно.

– Сомнения в чем?

– В ваших отношениях. В… тебе. Мы как-то раз поговорили об этом.

Он поколебался, бросил на меня взгляд, полный самого искреннего замешательства. Я спросил себя: неужели это Шейн Кьюзик – тот самый Шейн Кьюзик – сейчас вот так со мной разговаривает? Я почувствовал, как мышцы ног у меня задрожали. Шейн повернулся к своим подручным.

– Убирайтесь, – сказал он им. – Нам с Генри надо поговорить.

– Черт, Шейн…

– Убирайтесь! – Затем он повернулся ко мне: – Если вы ведете расследование, я хочу участвовать. Проси у меня все, что потребуется, о’кей? Начиная с этого мгновения, я с вами, Генри. Вбей себе это в башку как следует.

* * *

– Так мы договорились? – начал Чарли на борту парома и посмотрел на каждого из нас по очереди. – Джонни и Кайла, вы остаетесь на террасе «Чистой воды» и следите за всеми машинами, которые выезжают с парома. Мы с Генри займемся остальным… Как только увидите Таггерта, предупредите нас.