– Что ты говоришь? – ахнула я.

Для прикрытия использовали девочку-подростка, которая выдвинула обвинение. Уилл сказал, что он получил пятнадцать месяцев заключения, но нужную информацию получил через семь, и сразу же был освобожден. Все документы были изъяты, но из-за его конфликта с ЦРУ их снова пустили в ход. Поскольку документы вновь появились, Уиллу предъявили обвинение в том, что он не зарегистрировал свой адрес, как положено по закону о сексуальных преступлениях, – такие преступники обязаны регистрироваться в течение десяти лет после освобождения.

Прежде чем я успела что-то ответить, Уилл сказал, что договорился о моей встрече с той девочкой, а она готова мне все рассказать. Сейчас ей уже за двадцать, и он все еще поддерживает с ней контакт. Она сможет доказать, что он говорит правду. Уилл понимал, что для меня это будет тяжело, но знал, что я никогда не поверю в его педофилию. Он предупредил, что полиция свяжется со мной, чтобы убедиться, что я знаю об обвинениях – в частности, в двоеженстве и незарегистрированном адресе.

Уилл просил не задавать вопросов. Полицейский может оказаться не тем, за кого себя выдает, да и другие факторы не исключены. Уилл сказал, что они могут сообщить мне лишь определенные факты, но если я начну задавать вопросы, они вцепятся в меня и вытянут другую информацию. Мишель уже это прошла. Ее дом обыскивали, но она профессионал и знает правила игры. Я должна избавиться от всего, что связано с ней, – от любых документов о переводе на ее счет, от всего, где упоминается ее имя. Полиция будет обыскивать и мою квартиру тоже, и меня могут арестовать, если найдут подтверждение моего соучастия в двоеженстве.

Теперь я была напугана всерьез.

Уилл сказал, что подчинится приговору, но если арестуют меня, то дети попадут в приют и только богу известно, что с ними там случится.

Я уничтожила все, что у меня было: все документы, связанные с депозитом; регистрационные документы на компанию, открытую в 2000 году, где Мишель значилась директором; расписки на тысячи фунтов, переведенные на ее счет. Пропустила документы через шреддер, а потом сожгла и выбросила пепел в чужой мусорный бак. К баку я шла за пару кварталов, озираясь, чтобы за мной не было слежки. Когда полиция мне позвонила, я разыграла изумление, словно не могу поверить в то, что мой муж двоеженец и педофил. Я уже знала, что это неправда, и, как велел мне Уилл, не задавала лишних вопросов. Полицейский сказал мне, что его зовут Питер и он должен сообщить мне неприятные известия. Мой муж был осужден за растление девятилетней девочки, и продолжалось это, пока ей не исполнилось тринадцать. Полицейский убедился, что я знаю, что Уилла обвиняют в двоеженстве, мошенничестве, незаконном владении оружием и отказе от регистрации своего адреса. Я ответила, что Уилл однажды звонил мне, но я была слишком потрясена, чтобы разговаривать. Это было правдой – правда, не по той причине, по какой он подумал.

Поскольку полиция знала, что у меня есть дети, они сообщили в социальную службу, и со мной захотел встретиться социальный работник.

Неожиданно все мои сомнения исчезли. Я никак не могла поверить в то, что Уилл – педофил. Это просто невозможно. Это лишь усилило мою веру в него, и пропасть между двумя мысленными путями расширилась. Альтернативный путь был не просто неприятным. Он был абсолютно неприемлемым и непостижимым. Уилл был моим мужем, моим любимым, моим другом. Он был отцом моих детей, и я знала, что он не способен обидеть ребенка.

Я ощущала абсолютную преданность ему – ведь его преследуют за то, что он всю жизнь обеспечивал безопасность западного мира. Его наказывают за то, что он захотел жить собственной жизнью. Он все делал для нас: хотел защитить и жить вместе. Это все ради меня.

Уилл долго рассказывал мне, как нужно вести себя с социальным работником и что следует сказать. Я приехала на встречу на час раньше. В здании социальной службы я долго бродила, ища место, где можно подождать. В конце концов нашла самый темный уголок и села, налив себе стаканчик черного кофе. Я боялась предстоящей встречи. Как случилось, что я оказалась в этом месте? Всего несколько лет назад я была сильной, независимой и уверенной в себе женщиной. Жила в нормальном мире, у меня были отличные друзья, я могла общаться со всеми. А теперь я совершенно одинока и несчастна. У меня есть друзья, но я не могу рассказать им о том, что со мной происходит. Я оказалась запертой в молчании. Единственный человек, с кем я могла поговорить, оказался в руках сил, от которых я не могу его защитить.

Я была просто выбита из седла.

Меня пригласили в кабинет. Обстановка показалась мне суровой и какой-то ветхой. Пластиковые стулья, груда потрепанных журналов с подлинными историями убийств, обмана и бесчеловечности человечества. Я смотрела на журналы, на фотографии обычных людей, оказавшихся в необычных ситуациях. Я никогда не покупала и не читала такие издания, и меня поразила мысль, что моя жизнь сейчас напоминает истории с этих пестрых обложек.

Женщина – социальный работник была настроена по-дружески, но держалась настороженно. С собой она принесла толстую папку, очень тяжелую, потому что держала она ее обеими руками. Она провела меня в небольшую комнату, где стояли три офисных стула и радиатор. Ни стола и никакой другой мебели. Скудность обстановки снова меня поразила.

Я сидела и слушала, а женщина рассказывала, что мой муж – осужденный педофил, он был признан виновным в растлении девятилетней девочки. Девочку звали Анна, а Уилл был другом семьи. В 1997 году его осудили на пятнадцать месяцев и освободили через семь месяцев. Судя по психологической оценке, он не раскаивался в своих действиях и не проявлял сочувствия к жертве. Возможность рецидива была высокой. Несмотря на это, когда Уилла освободили, семья продолжала с ним общаться, и ему позволяли проводить время с Анной и другими детьми.

Женщина рассказала о другой жене и семье Уилла. Она сказала, что у них пять детей. «Господи боже, – подумала я. – Пять детей!» Я не представляла их столько! Но это вполне согласовывалось с тем, что говорил мне о ней Уилл. Я спросила, что еще содержится в этой папке, но показать мне можно было только доступные документы – то есть детали судебного разбирательства и все, что связано со мной и моими детьми.

Последовав совету Уилла, я спряталась за мнимым потрясением. Впрочем, имитировать