И, взглянув в последний раз на фотографию, предъявленную Маришей, воскликнул:

– Да еще и со спины!

Марише было нестерпимо стыдно. Она пробормотала извинения и отправилась восвояси. Но не домой. На сей раз ее путь лежал к следователю Милорадову. С ним Мариша была знакома по предыдущему своему расследованию, закончившемуся успешно.

Следователь Милорадов тогда остался доволен участием сыщицы и долго жал руку Марише. Правда, потом он попросил Маришу больше частным сыском не заниматься и даже повторил свою просьбу не меньше трех раз. Но сейчас у Мариши было хорошее оправдание. Она взялась за розыски Лидии, потому что полицейские не хотели пошевелиться раньше, чем истекут трое суток с момента исчезновения женщины. Вот и получили! Марише пришлось самой взяться за расследование исчезновения Лидии. Нельзя было допустить бездействия. Ну а теперь, когда полиция все же решила вмешаться, Мариша уже так основательно углубилась в это дело, что остановиться просто не могла.

Поэтому Мариша разыскала в отделе Милорадова, который наконец перестал делать вид, что они не знакомы, и которому Мариша изложила свою идею о поездке в Ведрино.

– Что? – удивился следователь. – Какое еще Ведрино?

– Родина Лидии. Деревня, в которой она родилась. Мне кажется, что и Светлана из тех мест. Во всяком случае, она так говорила.

– Ну и что? А мой преподаватель был из того же города, что и моя жена. Это значит, что они были любовниками?

– Нет, конечно!

– Это полная ерунда, а не версия.

– Но вдруг сама Лидия подалась к себе домой? В это самое Ведрино!

– Зачем?

– Ностальгия по родным местам замучила. Совесть проснулась, что давно не ездила, вот и решила могилкам своих родных поклониться.

Следователь смотрел на нее, как на сумасшедшую. А потом еще и сказал:

– Вы, вообще, нормальная? Торжок – это вам не в Кировск смотаться. Это несколько часов езды на машине или поезде.

– Дайте мне одного опера, – попросила Мариша. – И пусть оружие с собой возьмет.

– Оружие-то вам зачем?

– Мало ли. Ну что вам стоит? Я ведь сама сяду за руль, вам только и нужно, что отпустить своего сотрудника со мной на один день.

– Думаете за день обернуться туда и обратно?

– А иначе никак. У меня дети. Ночью я должна быть дома.

– Хм… Не знаю. Ваше предложение звучит, конечно, малость дико. Но в прошлый раз ваши идеи, несмотря на всю их абсурдность, сработали. Вдруг и в этот раз вы угадаете?

– Так что? Разрешаете поездку в Ведрино?

– А чем черт не шутит! – хлопнул себя по колену следователь. – Разрешаю!

– И человека дадите?

– И человека дам.

– С оружием?

– С оружием.

На том и порешили.

И только выходя от следователя, Мариша наконец подумала, а в самом деле, как ей быть с детьми?

Эта мысль не давала ей покоя до самого дома. И, поев пельменей, которые наколупала и разогрела на сковородке для нее дочка, Мариша обсудила со старшими ребятами ситуацию.

– Завтра мне надо будет рано утром уехать из дома. Настолько рано, что я даже не смогу отвести младших в школу.

– А куда ты едешь?

– Мне надо… по делам. В другой город.

– Другой город? А папа об этом знает?

Вопрос дочери прозвучал для Мариши полнейшей неожиданностью. До сих пор ей и в голову не приходило, что она должна о чем-то информировать мужа. Какой в этом смысл? Он все равно находится от них за тысячи километров. Так к чему его нервировать?

Но дочка обладала на редкость настырным характером.

– Папа ведь не знает, что ты начала очередное расследование? – приставала она к Марише. – Да, мама? Ты ему не сказала?

– А почему я должна ему что-то говорить?

– Он же наш папа! Я бы на твоем месте все ему рассказала. Иначе он будет потом сердиться.

– Он будет сердиться сейчас, если я ему расскажу. А потом уже не будет.

Про себя Мариша подумала, что потом можно мужу ничего и не рассказывать. Хотя в прошлый раз, когда она так славно закончила расследование и была уверена, что все ей сошло с рук, ее сдали и собственные дети, и соседи, и даже полицейские, которым она помогла распутать дело об убийстве своей молодой соседки по лестничной площадке.

И муж тогда прямо заявил, что ему очень приятно, что его женой все вокруг так довольны, но вот сам он считает, что она поступила безответственно в первую очередь к своей собственной семье, подвергнув себя риску. А ведь она нужна ему и детям.

И Мариша понимала: ее муж прав. Много лет назад, когда она была беременна своим первым ребенком – Лешкой, она дала мужу торжественную клятву никогда больше не впутываться в расследования. И вот теперь, когда дети подросли, эту клятву с каждым годом становилось хранить все трудней и трудней. А судьба словно нарочно подкидывала Марише одну историю за другой. Сначала смерть Наташи – ее ближайшей соседки. Теперь исчезновение Лидии. Конечно, Лидия ей посторонний человек, но их дети ходят в одну школу, в один класс, дружат, значит, Лидия тоже становится своей. А своим надо помогать, всегда и всюду, чего бы это ни стоило тебе самому.

Так ничего и не решив, Мариша легла спать. Ей предстояло завтра встать в шесть утра, чтобы выехать в деревню Ведрино. Будет ли какая-нибудь польза от этой поездки, Мариша сказать не бралась. Но в душе она очень надеялась, что это путешествие принесет свои плоды. Даже если самой Лидии или Светланы в Ведрине не окажется, там могут сыскаться люди, которые помнят ту или иную женщину. Могут всплыть какие-нибудь зацепки, с помощью которых можно будет продолжить поиски дальше.

Если Лидия родилась в этом Ведрине, то ее там точно должны помнить.

Мариша успокаивала себя, но при этом понимала: за те годы, что Лидия не была у себя в родной деревне, там могли произойти большие изменения. Ее бывшие односельчане могли переехать в другое место, могли умереть. На их место могли приехать новые люди, или деревня вовсе опустела. И кто тогда расскажет Марише про некую Лидию, которая когда-то жила в этой деревне? Не окажется ли их путешествие пустым? Ох, как не хотелось этого!

Оперативник, которого Марише выделил следователь, был до того молод, что сыщицу сперва даже досада взяла. Что же они ей совсем молокососа прислали? Он хоть школу-то окончил? Этот юноша стоял возле подъезда Мариши, как и было договорено, в половине седьмого утра. Было темно и очень холодно. Дул пронизывающий ветер, и вид у юноши был совершенно закоченевший, словно он провел на своем посту всю ночь.

– Давно меня ждешь?

– Минут двадцать.

Зубы у него отчетливо постукивали.