Если вообще когда‑нибудь увидятся.

Боль от расставания с семьей и лучшей подругой и от необходимости уехать очень далеко от всего, что знала и любила, было бы легче вынести, если бы Маргарет могла разделить ее с Йеном.

Но после того дня в рыбацком домике они почти не виделись. Йен проводил все дни с отцом и графом Карриком. Впрочем, это еще можно было пережить, но ведь и ночью они не могли быть вместе. Свободной отдельной комнаты в Стерлинге не было, но, очевидно все, кроме Маргарет, считали, что так даже лучше — мол, не стоит подливать масло в огонь скандала.

А Маргарет было наплевать на скандал. Она всего лишь хотела знать, что с Йеном все в порядке и что он не сожалеет о браке с ней.

Она надеялась, что они смогут остаться наедине по пути на запад, но и этой надежде не суждено было сбыться. Оказалось, что его мать, сестра и молочный брат решили их сопровождать, так что была еще и половина свиты его отца.

К концу третьего дня пути, когда стало ясно, что ей снова придется спать в палатке вовсе не с мужем, а с его матерью и сестрой, Маргарет, не выдержав, расплакалась. Наверное, Йен был или самым невнимательным из молодоженов, или самым тупым. Как бы то ни было, Маргарет решила положить этому конец. Она никогда еще не чувствовала себя такой одинокой и потерянной, и ей требовались доказательства того, что она не совершила роковую ошибку.

Оставив леди Ригнах и ее дочь руководить слугами, расставлявшими сундуки в огромной палатке, Маргарет извинилась и отправилась на поиски супруга. Завернувшись в плащ, чтобы не замерзнуть, она пошла мимо мужчин, спешивших разбить лагерь до наступления темноты.

До сих пор они проводили в седле целые дни — просыпались еще до рассвета, чтобы оказаться на дороге, как только рассветет, и останавливались перед наступлением сумерек, — однако двигались мучительно медленно, и ей все время приходилось сдерживать Даба, который не привык к такой скорости и буквально сходил с ума от желания скакать.

Поскольку экипажи в Шотландии являлись редкостью, да и использовать их можно было только на некоторых старых римских дорогах, женщины тоже ехали в седле. Но у леди Ригнах и ее дочери было довольно много багажа. У Маргарет имелись всего два жалких сундука, а у дам Маклин — по пять на каждую.

Помимо сундуков с бельем и одеждой были еще коробки с драгоценностями, вуалями, головными уборами и обувью. Но и это еще не все. Маргарет ошеломило количество всевозможной домашней утвари и мебели, которую они везли с собой. К тому времени как она вернется в огромную палатку, та уже будет такой же роскошной, как их комната в Стерлинге: с кроватями, стульями и столами. Один из столов предназначался исключительно для написания писем леди Ригнах. Маргарет как‑то ошибочно предположила, что та путешествовала еще и с клерком, на что сестра Йена презрительно рассмеялась и заявила, что только простолюдины на Керрере не умеют читать и писать. И еще дамы возили с собой гигантскую бронзовую ванну и две жаровни.

По дороге в Стерлинг Маргарет и Бригид спали на походных кроватях и ели вместе с мужчинами у костра, однако ночь в лесу не являлась поводом для отказа от цивилизованного жилья, — об этом ей сообщила леди Ригнах, особенно подчеркнув слово «цивилизованного».

Леди Ригнах беспокоилась. Маргарет болезненно осознавала свое несоответствие дамам Маклин всякий раз, когда одна из них брала книгу или листок пергамента, чтобы написать письмо.

И ей очень хотелось, чтобы «цивилизованность» занимала не так много времени. Двигаясь с такой скоростью, они не доберутся до Обана, откуда была переправа на Керреру, еще как минимум неделю. Путешествие на корабле с самого начала казалось предпочтительнее, но только леди Ригнах не любила море.

Маргарет нашла мужа в противоположном конце лагеря. Он стоял возле лошадей вместе с другими воинами, среди которых был и Финлей Макфиннон. Йен стоял спиной к ней, и мужчины о чем‑то спорили.

Финлей первый ее заметил. Маргарет инстинктивно замедлила шаг, но сделала над собой усилие и улыбнулась. Ради Йена она пыталась забыть происшествие в Стерлинге и подружиться с его молочным братом. Но это было непросто, поскольку Финлей взирал на нее так, как король взирал бы на обитательницу лондонских трущоб.

Она не забыла, что он ей сказал перед скачкой, но убедила себя, что должна простить его. Правда, он пока никак не показывал, что сожалел о чем‑либо.

Судя по всему, между братьями установились весьма прохладные отношения, и, заметив свежий кровоподтек на челюсти Фина, Мэгги предположила, что охлаждение как‑то связано с ним.

Спор был довольно‑таки бурным, и Маргарет поняла, что явилась не вовремя. Она уже было собралась повернуть обратно, но тут Фин ткнул брата локтем в бок, что‑то тихо сказал и кивнул в ее сторону.

Йен обернулся, увидел ее, вежливо проговорил «миледи», но был слишком увлечен разговором, чтобы скрыть недовольство ее появлением.

Такой взгляд хорошая жена должна была понять правильно, придумать повод для ухода и моментально удалиться. К несчастью для него, Маргарет не была хорошей женой; в данный момент она вообще не чувствовала себя женой, и взгляд мужа только усилил ее раздражение, обиду и злость.

Маргарет покинула свою семью всего три дня назад, но ее приняли в семье мужа так, будто она была прокаженной! А он не мог уделить ей несколько минут!

— Тебе что‑то нужно, Маргарет?

— Мне необходимо поговорить с тобой. Наедине. Если не возражаешь.

— Это может подождать? Мы как раз собирались отправиться…

— Это очень важно, — твердо сказала Маргарет, наотрез отказавшись отступить.

Она обязана была выяснить, почему муж ее избегает. Взгляд, которым он ее одарил, не оставлял сомнений в том, что он действительно всячески уклонялся от встреч.

Йен сказал своим людям, что вернется через несколько минут, и направился к жене, игнорируя язвительный взгляд Финлея. Да, Мэгги прервала их разговор, но это еще не делало ее назойливой и постоянно требующей внимания. Фину повезло, что он вообще с ним разговаривал после всего, что брат высказал о его женитьбе: «Какого черта ты женился на ней? Девица, вероятнее всего, даже не была девственницей. Надеюсь, увидев кровь на простынях, ты проверил, нет ли у нее свежих порезов?»

Йен ударил брата. Он еще никогда в жизни не бил никого так сильно. Сначала его кулак врезался в челюсть Фина, уложив его на землю, а уже в следующую секунду пальцы сомкнулись на горле.

«Если ты еще когда‑нибудь позволишь себе сказать о ней хотя бы одно плохое слово, — прошипел он, — я тебя убью». И он не сомневался, что сделает это. Маргарет — его жена, и никто не смеет говорить о ней плохо, даже его молочный брат.

Правда, ему очень хотелось, чтобы Фин не произносил этих слов. Сам Йен даже не подумал о крови или ее отсутствии. Проклятый Фин! Черт бы побрал его длинный язык. Ведь совершенно очевидно, что она была девственницей.