Мейсон снисходительно относился к соседям, особенно к французам, расквартированным севернее, на чьих складах было полно дешевого отвратительного вина, всего за три недели разъедавшего пластиковую бутылку. Французская группировка состояла в основном из призывников, от которых не было никакого толку. Правда, Мейсон делал исключение для кадровых офицеров и сержантов, многие из них успели понюхать пороху в Иностранном легионе.

О разместившихся к югу американцах Мейсон вкратце отзывался так: «Полно снаряжения, полно денег, и у них непомерно толстые жены, не слезающие с диеты из гамбургеров и прочей дряни».

«Порше» с ревом промчался мимо свинарника, где капрал-тыловик кормил своих питомцев помоями из столовой. Остановившись перед общежитием офицеров, Мейсон вышел из машины и поежился на холодном ветру.

Войдя в фойе, он проверил свой почтовый ящик. Ничего: никто его не любит. Мейсон поднялся наверх, в холл. Даже бильярдный стол был пуст. Появившийся из ниоткуда гвардеец Коулмен, опрятный, словно выстиранный пингвин, предложил Мейсону джин с тоником, не дожидаясь, когда его об этом попросят.

– Господин капитан, для вас сообщение. Поступило с час назад. Пожалуйста, сэр, позвоните в Лондон своему дяде.

Единственный «дядя» Мейсона никогда не бывал в Лондоне. Мейсон вздохнул, тем не менее ощутив знакомую дрожь предчувствия, как бывало всегда, когда ему звонил Спайк Аллен. Он взял со стола свежий номер «Таймс», решив посвятить пять минут смакованию коктейля.

Краткий покой был нарушен двумя шумными лейтенантами, плюхнувшимися в соседние кресла.

– Вчера я чуть не раскрутил Анджелу, – вполголоса похвалился один с тошнотворным самодовольством. – Но вот чертовское невезение, – продолжал младший лейтенант. – Когда очаровательная Анджи уже раздвинула восхитительные загорелые ножки, прямо под окнами квартиры какой-то дикий кабан из Грюнвальда совершил набег на мусорные баки Эверли.

Эверли были супружеской парой из Кента, а по их молодой няне сходили с ума почти все неженатые офицеры в казармах Уэйвелл. Для Мейсона оставалось загадкой, как этому неказистому сопляку удалось завоевать ее расположение. Когда гарнизон в прошлый раз был поднят по тревоге «Детская лошадка» (кодовое наименование для отработки ответных действий НАТО на советское вторжение), тогдашний возлюбленный Анджелы не смог вовремя занять свой боевой пост и, как следствие, был на три месяца лишен возможности покидать гарнизон.

Мучитель Мейсона продолжал жаловаться:

– Грохот мусорных баков разбудил детей Эверли, они подняли крик. Анджела буквально застыла на мне. Она сразу же заартачилась. Этих чертовых свиней надо перестрелять.

Мейсон недовольно буркнул себе под нос, мысленно поздравляя кабанов, любящих мусорные баки, и отправился заказывать телефонный разговор с Англией. Поскольку время было позднее, его соединили практически сразу же. Спайк объяснил подоплеку операции в Маскате. Несомненно, Мейсон как нельзя лучше подходил для этого задания. Спайк уже зарезервировал для него билет на рейс из аэропорта Хитроу пятого марта в десять утра.

– Как всегда, со временем ты подгадал хуже некуда.

Мейсон мысленно выругал свое невезение. Четвертого марта у него начинался ежегодный отпуск. Вместе с приятелем-офицером он собрался провести две недели на горнолыжном курорте в Италии. Мейсон сознавал, что ему ни за что не освободиться от своих служебных обязанностей в Берлине до полудня четвертого марта. С другой стороны, он никогда не подводил Спайка. Решение было принято.

– Я посмотрю, как у меня со временем, Спайк, и перезвоню через час-два.

Мейсон сделал несколько звонков, и его настроение начало потихоньку улучшаться. Второй раз он позвонил Спайку из телефона-автомата, стоящего за пределами воинской части. Телефон в холле офицерского общежития никак не подходил для конфиденциальных разговоров.

– Улизнув в отпуск этак на семь часов раньше положенного, – с некоторым облегчением сказал Мейсон, – подкупив сержанта королевской военной полиции и всю ночь четвертого марта гоня машину на полной скорости, я едва-едва успею на самолет. Мой друг-горнолыжник, если его кто-нибудь спросит, подтвердит, что я был вместе с ним в итальянских Альпах, где мы пили глинтвейн и справлялись с самыми сложными трассами. Полагаю, он решил, что я собираюсь провести две недели в разврате с чужой женой. – Он добавил в голос твердую нотку. – Так что я полностью в твоем распоряжении, Спайк, если только и ты готов нарушить кое-какие ваши правила.

Спайк вздохнул.

– Если собираешься захватить свои «вещички», как это было на Кипре, я согласия не дам.

– Боюсь, Спайк, не будет «вещичек», не будет и Маската. При всем уважении к вашим принципам, смею напомнить, что долгие два года я рисковал жизнью и здоровьем в Омане и остался цел и невредим исключительно благодаря моему принципу самосохранения.

Спайк никогда не тратил времени на бессмысленные споры.

– Я предупредил, чтобы все было по закону. Если у тебя какие-то иные намерения, я о них ничего не знаю.

– Вот и хорошо, – сказал Мейсон. – Второй вопрос – это мои расходы. Билеты туда и обратно, размещение, две тысячи немецких марок в качестве подарка моему другу из военной полиции и все непредвиденные затраты.

– Никаких проблем, – сказал Спайк. – Я воспользуюсь твоим вторым паспортом, чтобы получить «разрешительный сертификат» через фирму Кендалла. Все необходимые документы будут ждать тебя в Хитроу вместе с фотографией валлийца.

Затем Мейсон позвонил в Лондон домой своему близкому другу Патрику Таннеру. Извинившись за поздний час, сказал, что ему нужна помощь Патрика в том же вопросе, что и в прошлом году, причем речь идет практически о том же снаряжении. В ходе дружеской беседы Таннер составил большой список необходимого. Основную часть заказанного предстояло забрать из личной комнаты-сейфа Мейсона в доме его родителей в Оксфордшире. Отец придерживался старых порядков и крайне нелюбезно встречал штатских друзей своего сына, приезжающих в отсутствие самого Дэвида, чтобы переночевать в доме. С другой стороны, Мейсон-старший бесконечно гордился послужным списком отпрыска, поэтому любого собрата-гвардейца ждал самый радушный прием. Вот каким образом в прошлом году Дэвид обеспечил временным кровом Патрика Таннера, выдав его за реального гвардейского офицера по имени Дуглас Эрскин-Крам. Таннер согласился снова представиться Эрскин-Крамом, и Мейсон позвонил родителям и предупредил о том, что его сослуживец приедет завтра вечером. Ему нужно переночевать, но он обойдется без завтрака, поскольку на следующий день рано утром отправится дальше в Шотландию.

Будильник разбудил Патрика Таннера в четыре утра. Оставив на прикроватном столике записку со словами благодарности, он спустился в кабинет за ключом от комнаты-сейфа. Дэвид подробно объяснил, как его найти. Бесшумно, чтобы не разбудить чутко спящего старика, Патрик открыл массивную дверь, отключил внутреннюю сигнализацию и с восхищением и завистью осмотрел расставленное вдоль стен оружие. Он снова порадовался пояснительному списку, которым снабдил его в прошлом году Дэвид. Тогда Патрик взял для него револьвер «кольт-питон» под патрон «магнум» калибра 0,357 дюйма.