Кучер Антон раздобыл сани, и 13 января 1775 года розыскники выехали из Москвы. По снегу ехалось быстрее, это не на пролётке по грязи, когда повозка застревала и приходилось её толкать. Когда от неподвижного сидения в санях пробирал холод, розыскники выскакивали и бежали следом, согревая замёрзшие руки и ноги.

По прибытии в город, буквально на следующий день, Лязгин доложил об успешно завершённом деле генерал-полицмейстеру Чичерину. Тот уже был наслышан — Архаров курьером успел донести. Однако, памятуя, от кого исходила инициатива, и зная, кто начал раскручивать дело, Чичерин прекрасно осознавал цену донесениям обер-полицмейстера.

— Ну-ка, ну-ка, доложите мне подробно.

И Иван сжато, но с важными подробностями ввёл Чичерина в курс событий.

— Как-как? И пехотный полк подключили? — Лицо его расплылось в довольной улыбке. — Ну, молодцы! Орлы! Надобно государыне завтра доложить о сём, пусть сама решит.

А через два дня Лязгин подозвал Андрея.

— К императрице на приём завтра приглашены. Не на бал, потому одежда форменная. Коли постирать да погладить надобно, со службы отпускаю.

Следующим утром — к Чичерину, а уже за его каретой — и розыскники на санях. Пролётка-то в Москве осталась, да и куда на ней зимой проедешь? Это генералу можно позволить себе такую роскошь — центральные улицы от снега очищены, и ехать всего ничего.

Ждать на сей раз пришлось долго. Императрица встретила ласково, была весела. И было чему радоваться. Пугачёв, с 1772 года мутивший казаков и простолюдинов, пойман и казнён. Подписан Кучук-Койнарджийский мир с Турцией. Успешно продолжаются реформы — Екатерина вводила учреждение сословных судов и разделение державы на пятьдесят губерний, а каждую — на уезды.

Войдя, Чичерин доложился.

— Ах, это те мужи, коим я поручила поимку злодеев, что ассигнации поддельные изготовляют? Слышала я, что нашли злоумышленников?

— Точно так, ваше величество.

Чичерин дал знак пальцем. Иван Лязгин подошёл, развязал тесёмки мешка, что держал в руке, и под ноги императрицы высыпалась куча ассигнаций.

— Ваше повеление исполнено, ваше величество! Злодеи промышляли в Москве, сбывая подделки в крупных городах.

— Ах, оставьте эти подробности! Я вами довольна.

Императрица подозвала одного из адъютантов и что-то шепнула ему на ухо. Довольно быстро он принёс поднос из серебра, покрытый шёлком.

— Дарую вам обоим, кто живота не жалел, эти чудные вещицы!

Адъютант театральным жестом сдёрнул накидку. На подносе стояли две табакерки из серебра, довольно изящной работы, украшенные самоцветными камнями.

Оба — Андрей и Иван — опустились на одно колено и приняли из рук императрицы дар. Попытались отблагодарить, но Екатерина махнула рукой с платком, и адъютант красноречиво обозначил розыскникам конец аудиенции. Как говорится, мавр сделал своё дело, мавр должен уйти.

В большой приёмной ожидали возвращения Чичерина, который вышел через пять минут с орденом Андрея Первозванного на золотой цепи на шее.

Когда уселись в сани, Андрей грустно сказал:

— Кому вершки, а кому — корешки.

— Не завидуй, дослужишься до генерала — сам ордена получать будешь. Ну посуди, генерал — это величина, большой начальник. Не может же сама государыня дать табакерку тебе и ему. Вы же не ровня. Вот и получается: справедливо — когда тебе табакерка, ему — орден.

— М-да, но всё ж досадно.

Прикрывшись от встречного ветра поднятым воротником, Андрей не утерпел и начал осматривать табакерку. Изящная, небольшая — как раз в боковой карман свободно влезет, с вензелем Екатерины-государыни сверху, по углам изумруды да рубины переливаются, числом восемь. Глаз не отвести! «Жалко только, что я трубку не курю и табак не нюхаю, как другие», — подумал Андрей.

Воротит его от запаха табачного, да и священник в церкви табак не жалует, говорит: «Бесово зелье». В общем, пользы чуть — только что перед сослуживцами похвастаться да на комод поставить.

А орден всё-таки лучше бы смотрелся. Его можно на шее носить, всем видно будет. Орден — награда редкая, даже у высоких чинов удивление и зависть вызывают, а ещё уважение. Ладно, какие годы у Андрея, ещё заслужит службой верной орден, а может, и не один. А ещё лучше бы поместье, хоть небольшое, но своё, да с крепостными. Не всё же ютиться по съёмным квартирам в доходных домах. Должность у Андрея и звание уже солидные, так и жильё под стать должно быть. Нет в обществе уважения к мужчине, коли дома своего нет, пусть хоть и маленького.

Андрей вздохнул и сунул табакерку за пазуху.

На службе поудивлялись подаркам Ивана и Андрея, покрутили в руках табакерки, рассматривая вензеля и любуясь сияющими самоцветами, позавидовали. И вновь потянулась служба — кражи, разбои, убийства. Но всё какое-то обыденное. То в угаре пьяной драки ударом бутылки по голове убит собутыльник, то муж жену приревновал и зарезал. Чего там расследовать — вот труп, рядом убийца, ещё не осознавший толком, чего натворил. И наказание для них почти однотипное — или на галеры, или на Урал, к Демидову на заводы, в рудники. С такими преступлениями и молодой розыскник справится. Скукота!

С Василисой отношения развивались помаленьку. После приёма у императрицы и получения награды Андрей принёс в дом купца табакерку. Завидев в руках Андрея сияющую вещицу, поражённый Нифонт открыл рот, не в силах позвать дочь, да та сама впорхнула, заслышав шум в гостиной. Широко раскрытыми глазами она с изумлением смотрела на крышку с самоцветами и подписью государыни. Ещё бы! Не каждый день сама самодержица такие подарки делает.

Нифонт долго крутил в руках табакерку, восхищался тонкой работой.

— Это же сколько она стоить может? — деловито изрёк купец, прикрыв один глаз.

— Не знаю, Нифонт. У императрицы же не спросишь.

— Ну да, ну да. А какая она из себя, императрица наша?

Андрей описал.

— Так немка же она, бают. Неуж по-нашему говорит чисто?

— Лучше тебя.

— Невозможно лучше, я коренной житель, и отец и дед русские были.

Не стал с ним спорить Андрей. Речь-то у Нифонта хоть и русская, да простонародная. Зато Василиса прицепилась — какой наряд у государыни, какая из себя Москва, да что видел в ней?

Как мог, удовлетворив любопытство девушки, Андрей необдуманно ляпнул, что видел казнь Пугачёва со товарищи. В глазах Василисы метнулся страх, а Нифонт — так тот чуть табакерку из рук не выронил.

— Расскажи…

И Андрей рассказал в подробностях о событии морозным январским утром.

— Что, прямо так и сказал народу? И поклонился? — переспросил Нифонт.

— Именно так и было. Я от эшафота в десяти шагах стоял, всё видел и слышал сам.