Потом они помирились, конечно.

Штука была в том, что они всегда мирились.

Поэтому меня так удивило, что однажды все закончилось по-другому.

«Сегодня опять еду на английский, а значит, буду писать тебе в метро. Я так люблю смотреть, как ты улыбаешься, какой ты красивый. Я так скучаю по тебе, мне так тебя мало, мне не хватает 45 минут репетиций. Да еще и звонок дают на минуту раньше, это только на алгебре звонок – в срок. Что же мне делать? Без тебя не могу, и все мысли только о тебе. Сейчас Петя у доски. Он так нервничает, жуткие нервные флюиды распространяются по классу. Правда, когда я вижу тебя, у меня руки трясутся и голос дрожит – тоже. Петя так мнет слова, ничего непонятно. Хочу, чтобы этот урок закончился. Хочу к тебе. Хочу тебя. Идиотка. Сейчас мы пойдем с Алькой в столовку и будем есть бутерброды с сыром и кекс, лежащий у меня в рюкзаке с октября. Это такое интересное письмо, что я его лучше выброшу».

«Можно сидеть на литературе, широко расставив ноги, как баскетболист, и расстегнув до предела кофту, надетую на голое тело? Можно. Я так и делаю. Сижу так и пишу тебе, хотя ты это никогда не прочтешь. Зачем я живу? Чтобы увидеть тебя, а на следующий день увидеть тебя снова. И вот я жду завтра, потому что завтра репетиция. И я жду и желаю увидеть тебя. Жду и желаю – такие сильные глаголы. Училка по русскому и литературе ничего не знает о силе слов. К тому же она больше мной не гордится. «Я к тебе такой привыкнуть не могу», – говорит она, а что, собственно, изменилось? Ну, прическа, допустим. Ну, кофта эта. Ну, любовь к тебе».

«Что происходит? Я ведь не могу без тебя. Тебя нет в школе, сейчас физика, и мне от этого так плохо, хуже, чем если бы физика, а ты при этом в школе. В глазах одно – твои глаза, в мыслях имя твое – Ленечка. Вчера с мамой поругалась. Прости, это напоминает дневник малолетки, но что же делать, если я малолетка и есть? Так вот про маму. Я прихожу домой каждый день в 9 вечера – иногда остаюсь у Веры, но Вера меня тоже пилит. В девять вечера хочу только жрать, спать и думать о тебе, ну а как? Так вот, сначала я ем, а потом мне звонит Аля. Мы, конечно, виделись в школе, но после этого я ездила на английский, поэтому несколько часов все же не виделись. Мы совсем немного разговариваем, но мама уже бежит и орет, что мне нужно готовиться к экзаменам. Леня, какие экзамены? Еще ведь зима. Потом мне звонит Рома. Рома – это мальчик из актерской студии. Я туда еще в прошлом году закончила ходить, а Рома, видимо, не заметил. Рома звонит и спрашивает: «Когда встретимся?» Когда школу окончу – отвечаю я. А мама орет: «Да ты ее не окончишь!» Потом мы еще немного покричали, и я разбила себе губу кулаком. Это как называется? Совсем я псих?»

«Леня, привет, я еду в метро. Погода сегодня ужасная, и поезд следует в депо. Пишу и делаю вид, что действительно пишу тебе письмо, потому что люди, которые тоже едут в метро и могут это прочесть, удивятся, если это не письмо – поэтому пусть будет словно письмо. Хочется написать «ты же обещал», но ты мне ничего не обещал, ничего такого. Поезд дальше не идет, просьба освободить вагоны: я сейчас освобожу вагон и буду писать тебе на колонне. Слова будут рвать лист, но это ничего, ты же все равно это не прочтешь, какая разница».

«Леня. Сейчас будет короткое, потому что поезд уже почти приехал. Хочу: тебя увидеть, с тобой говорить, тебя (это не то, что ты подумал, а просто писать лень), тебя (вот теперь думай что хочешь)».

«Сегодня вторник, и, как в любой вторник, мне пусто. У Лени по вторникам практика в конторе, он не приходит в школу, и я торчу тут одна. На перемене вызвалась дежурить на втором этаже у актового зала, потому что все тут напоминает о нем. Завтра он снова будет здесь, и границы между нами перестанут существовать, как будто бы растворятся. Я вернусь сюда же, сяду на пол и буду ждать».

«Сижу на уроке и жду: еще минута, еще, я вскочу и побегу вниз, и он распахнет с грохотом дверь, пружинистым шагом дойдет до зала, кинет мне свое «привет, Женьк» и, может быть, даже ударит меня по плечу, как старого друга, старого пьяного друга, который сидит на полу его сквота. Но я не в сквоте, я в секте – такое я себе выбрала божество. Какой поп, такой и приход, я весь приход его, настроенный решительно. И вот минута прошла – я преодолела две лестницы в один пролет и 16 непроницаемых стен. Теперь сижу на полу и продолжаю писать письмо, которое не отправлю. Я жду. Я жду, как преданная собачка на коврике, только без коврика. Потом звонок – и снова вырастут стены. Ну вот. Прошел. Кинул свой привет – я взяла. Алька посмотрела, что я пишу на уроке географии, и сказала: «Полная туча». В общем, ей не нравится, что я опять пишу тебе».

«Мама трясет над моей головой учебником истории: «Куда ты будешь поступать? Как ты будешь поступать?» А я никак не хочу поступать – только правильно. Правильно отправить тебе хотя бы одно письмо. Куртки зачем-то дорожают, ингредиенты для оливье – дешевеют, об этом сказали по радио. Что происходит? Боже мой, через две недели концерт, мы будем петь, я спою тебе – и все закончится или, наоборот, начнется».

«Сегодня мы встретились в столовой. Он сидел ко мне спиной и сосредоточенно ел. Было бы здорово обнять его сзади и прижаться щекой к спине. На обед, кстати, давали котлеты. Сначала они подают их с рисом, а потом то, что не съели, кладут на хлеб».

«Желтая пятиэтажка. Окна в занавесках и цветах. Я пробираюсь сквозь низкие ветки деревьев, сквозь глубокие лужи – к тебе. На меня – сверху – как зажженная спичка – солнце опустило лучи. Протяну ладонь – и сквозь пальцы свет потечет. На моем лице – тень пятиконечная распласталась. Задираю голову и вижу холодное синее небо. «Видите, какое, черт возьми, небо? – говорю я случайным прохожим. – У него – честное слово! – такие же точно глаза». И зачем я так хотела увидеть тебя сегодня? Мне снова хреново. Очень хочу к тебе. И еще эта твоя рубашка…»

«Спросить – всегда очень страшно. А некоторые вещи особенно. Нравлюсь ли я тебе? Мог бы ты полюбить меня? Испытываешь ли ты ко мне влечение? Как об этом спросишь? И что за слово такое ужасное «влечение»? Когда мама и Вера не знали, как задать друг другу тот или иной вопрос, они всегда играли в «Правду или желание». Какие там были правила? Ты знаешь эту игру: можно крутить по кругу бутылочку и стать ее жертвой, можно выкидывать кубик, и проигравший по количеству очков выбирает – отвечать ему на вопрос или исполнять желание. «Правда или желание?» – спрашивала Вера, когда выигрывала. И мама отвечала: «Желание». Никому не хочется отвечать на вопросы. Всем страшно эти вопросы задавать. Тогда они поставили ограничение: не больше трех желаний по ходу игры. Стоит однажды устроить вечеринку, пригласить тебя и предложить эту игру. По крайней мере, я узнаю, хватит ли у меня смелости обойтись без «желаний».

Я вешаю – ты не лайкаешь. Пишу – и не отправляю. Для таких, как ты, есть специальный невидимый лайк – «понравилось молча». Всегда выбирай его, если не хочешь спалиться. Рассказала об этом маме. И добавила: «Вот почему Вера никогда не лайкает твои фото». – «Ясно, – сказала мама. – Теперь понятно. А как быть со всеми остальными?»