– Не смей! – взорвалась Елена. – Что ты несешь?! – Лицо у нее горело.

– Угадал, стало быть.

Адапт легким движением поднялся. Застыл посреди комнаты, оглядываясь – нахально обнаженный, и не подумавший прикрыться. Шагнул к столику, налил в крошечную чашку воды.

Опустился перед кроватью на корточки, подал чашку Елене:

– На. А то, того гляди, глаза мне выцарапаешь… Да все, заткнулся! – предупредил он следующую Еленину фразу. – Слова больше про твоего Вадю не скажу. Могу вообще свалить, если надоел.

Ночник освещал голые темные плечи. Рука, подавшая Елене чашку, опустилась на ее колено. Скользнула вниз, вдоль лодыжки, легонько сжала щиколотку.

– Классные у тебя ноги…

– Милый, беда!

Стелла прошептала это на ухо, едва Кирилл вошел в квартиру. Могла бы не говорить, лицо у девушки было такое, что он сразу понял: «беда». Доигрались.

Прошел в ванную и включил воду. Стелла проскользнула следом, приникла губами к уху.

– Толян нашел умника, – дрожащим шепотом проговорила она. – Что будет-то теперь?

Ну, как и следовало ожидать. Рано или поздно нашел бы.

– Давно?

– Сегодня. Девчонки говорят, притащили его в полном отрубе, опоили чем-то, или по башке дали. А как очухается, Толян сказал, к тебе на работу поведут. Чтобы он там посмотрел все.

Так… Теперь понятно, почему внезапно появившийся в лаборатории Лысый приказал охранникам вести Кирилла домой, хотя до конца «рабочего дня» оставалось не меньше двух часов. Кирилл был к этому готов, но все же надеялся, что время в запасе есть. Теперь оказалось, что нет. Эх, чуть-чуть не успел.

– Тохе сказали?

– Должны были. Кристинка к нему побежала… – Стелла прильнула головой к его плечу. – Что же теперь будет?

– Будет так, как мы договорились, – гладя девушку по волосам, твердо пообещал Кирилл. – Ты все помнишь?

Стелла всхлипнула. Кирилл взял в ладони ее лицо, заставил посмотреть на себя. Настойчиво повторил:

– Помнишь?

– Да…

– Ну, вот и умница. И не надо плакать.

Кирилл напряженно думал. Предупрежденный Тохой, он еженощно заметал следы того, чем в действительности занимался. Но беда была в том, что ни на что другое времени категорически не хватало. Видимость того, что он занят изготовлением «лекарства», была весьма условной: любой, хоть сколь-нибудь опытный химик быстро определит, что все ингредиенты для «лекарства», которые Кирилл демонстрировал Толяну как результат работы и колол в его присутствии подопытным «придуркам» – не более чем витаминная смесь. А раствор, которым обтирал пациентов, прежде чем облепить их проводами, якобы для того, чтобы лучше закрепить датчики, содержит вещество, при взаимодействии с белками кожи придающее ей темный оттенок. И на самом деле «придурки» темнеют вовсе не от «лекарства».

Еще в самом начале затеваемых «исследований» Кирилл, помня о давних наставлениях Рэда – чтобы не заплутать во вранье, рассказывай почти правду, – объяснил Толяну, что побочным действием «лекарства» является потемнение кожи, как у него самого. Толян, помнивший о том, как выглядел когда-то «умник», поверил. И Кирилл продолжил вдохновенно врать, указывая на потемневших от раствора подопытных и поясняя, что первый этап в изготовлении лекарства им уже успешно пройден. В разработке – вторая стадия.

«Второй стадией» должно было стать высветление у мужчин волос. Кирилл соорудил шапочки – якобы, чтобы крепить к головам «придурков» датчики, – внутреннюю сторону которых собирался обработать специальным составом для высветления. Но опробовать изобретение не успел – Толян нашел проверяющего раньше, чем он рассчитывал. И все, на что оставалось надеяться теперь, это злобность и мстительность диктатора.

Исходя из собственных наблюдений и рассказов Стеллы, Кирилл был уверен, что за такую «подставу» Толян ни в коем случае не пристрелит его на месте. Непременно как-нибудь эффектно обставит выведение подлеца на чистую воду, он ведь уверен, что о поисках другого исследователя Кирилл не догадывается, и изобретет для него какую-нибудь особо долгую, мучительную смерть. То есть, сколько-то времени в запасе будет.

О Толяне Кирилл, находясь в плену, узнал многое. В подробностях, которые предпочел бы не узнавать никогда. И если жестокости адаптов, с которой приходилось сталкиваться, мог найти оправдание – у тех-то все было просто: смерть за смерть, на войне как на войне, – то для Толяна у него осталось одно определение: мразь. Эгоистичная тварь, упивающаяся властью. Готовая стереть в порошок всякого, у кого хватит смелости пойти наперекор.

Владимир. Ранее. 43 дня после возвращения.

В ночь, когда избитого Кирилла выпустили из камеры и приволокли домой, меньше всего ему хотелось видеть Стеллу. Процедив сквозь зубы, что все нормально, Кирилл проскользнул мимо тюремщицы в ванную. Закрылся изнутри, достал заветную аптечку. Нашел обезболивающую мазь, но быстро понял, что самостоятельно обработать спину не сумеет. Это Джек, гибкий, как удав, мог хоть левое ухо правой ногой чесать, Кирилл даже в мыслях не изогнулся бы подобным образом. Но и демонстрировать покрытую вздувшимися кровоподтеками спину – он кое-как разглядел себя в зеркале – Стелле тоже не собирался… Ладно, хрен с ним. Заживет.

Кирилл проглотил обезболивающее. Прислушался – за дверью тихо. На всякий случай еще раз проверил, надежно ли закрылся. И извлек из аптечки пробирку с нижегородским порошком. Вытряхнул в пустую ампулу крупинку порошка, разбавил дистилированной водой. Наполнил смесью шприц.

Никому в Бункере Кирилл не рассказывал о том, что продолжает начатый Ларой эксперимент, и, за неимением других подопытных, ставит его на себе. Результаты он фиксировал, просто записывая цифры – сколько «лишнего» времени находился сегодня на поверхности. Другого способа убедить Вадима Александровича в своей правоте так и не придумал. Регулярно, вечер за вечером, вводил себе препарат, а перед восходом поднимался на поверхность, с каждым разом задерживаясь наверху все дольше.

Кирилл научился незаметно проскальзывать к люку. Записи с внешних камер убирал, вдруг кому-нибудь придет в голову проверить. В том, что Вадим Александрович, узнав об «издевательстве над организмом», это самое «издевательство» немедленно прекратит, Кирилл не сомневался. А опыт необходимо было продолжать! Как известно, лучший способ убедить оппонента в своей правоте – наглядная демонстрация результата. Кирилл еще и поэтому с такой готовностью рванул за Германом: уж у адаптов ему никто не будет мешать! Кто бы знал, где в итоге окажется. Здесь и ночью-то на улицу не выйти – охраняют, а уж на восходе выбираться вовсе немыслимо… Жаль. Интересно, как далеко он продвинулся? Записи в блокноте обрывались на цифре 35. Тридцать пять минут – без комбеза, под встающим солнцем, и хоть бы хны! Вадима эта цифра вряд ли убедит, несерьезная, но сам-то Кирилл уверен, что тридцать пять минут – далеко не предел… Ай, блин! Убирая аптечку, он неловко повернулся и задел спиной стену. Больно-то как.