– Все-таки залезла?

– А ты сомневался? Откуда мне знать, что грамота не поддельная? Может, Ирвин тебе не подмастерье!

– А кто?

– Сын!

– Ирвину двадцать пять, – заломил бровь Этан.

– Он старше меня? – изумилась я, мысленно представив сухопарое, возвышенное создание с ясными голубыми глазами, незнамо каким образом затесавшееся в подмастерья к грубому плотнику. И даже выглянула в открытые двери кухни, чтобы еще раз обозреть чудо вживую. В зале шла бойкая торговля, а Ирвин с очаровательной улыбкой втюхивал супруге булочника четыре банки перца и две бутылки «Огненной воды». Не знаю, зачем столько пряностей. Может, они решили печь перечный хлеб, а если не получится, то напиться с горя?

– Но про тебя я все равно ничего толком не знаю! – буркнула я и поджала губы.

– А ты никогда не спрашивала, – развел Этан руками.

– Да неужели?

– Этан Гровер, тридцать лет. Не женат и никогда не был. Мастерскую временно закрыл. Долгов не имею, родители живут в Вайтберри. Отец работал плотником, я пошел по его стопам.

Он с такой скоростью выдал информацию о себе, что другая на моем месте растерялась бы и половины не уловила, но я-то служила репортером и привыкла, что люди трындычат, как сороки, когда не хотят, чтобы их услышали.

– Что может делать холостяк до сорока и без долгов в такой дыре, как Питерборо? – сощурилась я.

– Как и ты, я приехал сюда по велению сердца, – широко улыбнулся он, определенно надо мной издеваясь. – Что-то еще?

– Нет! – огрызнулась я. – Не мешай мне придумывать способ заработать денег!

Он не стал стоять над душой, отправился в холодильную кладовую, которую еще с утра задумал восстановить, а я принялась изучать рецепты запеченного мяса и колдовать над бумагой, призванной принести в банку для Маринованного Огурца несколько золотых монет. В идеале – несколько сотен золотых монет.

Отрезала и расправила длинный бумажный хвост, намочила гладкую поверхность и поднесла руку. От ладони заструился красноватый свет, и влага начала густеть, превращаясь в клейкий слой. Только я собралась через сито насыпать перец, указанный в рецепте запеченного мяса, как в кладовой что-то громыхнуло. Этан цветисто выругался, а с потолка на мой будущий хит продаж упала засохшая муха, будто бы издохшая от громогласного сквернословия. Я попыталась двумя пальцами, как пинцетом, убрать мумифицированное насекомое, но оно отделялось по частям и рассеивалось по клейкому слою.

– Проклятие!

– Клейкие ленты для мух делаешь? – полюбопытствовала Стаффи, войдя в кухню. В торговом зале как раз случилось затишье, и подружка улизнула на перерыв.

– Ленту, чтобы заклеивать рты всем, кто неудачно пошутит! – прорычала я, стрельнув в сторону насмешницы злым взглядом, и обнаружила, что кончик косы вляпался в клейстер. Бумажная полоска вспорхнула со стола и немедленно прилипла к моему фартуку.

– Да провались ты! – озверела я, отдирая от себя проклятый лист, а вместе с ним чувствительно вырвала и несколько волосинок. – Божечки, так и облысеть недолго!

Стаффи с нескрываемой иронией следила за борьбой с проклятущей бумагой, а когда я принялась в бешенстве комкать испорченную заготовку, хмыкнула:

– Перчик, может, нам твоим изобретением волосы на ногах удалять?

– Испытывать будем на тебе? – угрюмо буркнула я. К слову, идея была недурственной, но мне хотелось убивать, поэтому гениальность предложения оказалась неоцененной.

– Когда ты стала такой жестокой с подругами? – Стефани прихлебнула горячей воды (она предпочитала чаю и кофе горячую воду, экономная наша). – Проверим на Ирвине, а если не захочет, скрутим силой.

Сделать единственный лист мне удалось только после полуночи, когда соседи уже разошлись по кроватям. Не откладывая дела в долгий ящик, я осторожно завернула в обсыпанную пряностями бумагу кусочек куриного филе, плюхнула на сковороду и поставила на очаг. Уже через несколько минут от курицы пошел такой аромат, что даже слюни набежали. Выложив неожиданно румяные и сочные кусочки на тарелку, я решила найти дегустатора.

Заглянула в комнату к мирно спящей Стаффи, потом вспомнила, что она у меня единственная подруга, к тому же брошенная женихом, и постучалась в мужскую спальню. Ответом мне послужил храп Ирвина. Хотела уже смириться и попробовать новый продукт сама, но судьба подмастерья была предрешена, когда раздался грохот и жалобный голос проскулил:

– Господин Этан, за что?

– Иди храпеть на кухню!

– Опять? – простонал Ирвин. С подушкой в обнимку он выглянул в коридор, наткнулся на меня, встречающую его с благолепным видом серийного маньяка, и шарахнулся обратно.

– Перечная бумага получилась? – наконец жалобно уточнил он, прижимая подушку к груди.

Я кивнула, не изменяя вкрадчивой сектантской полуулыбке.

– Может, не надо? – промямлил подопытный, видимо, надеясь на женское милосердие, которого мне явно забыли отмерить при рождении.

– Надо, Ирвин, – вздохнула я, мол, ты же единственный, кто не спит, считай, просто не повезло. – Надо!

Подмастерье ел жадно и с аппетитом, даже забыл про нож и вилку. Разделял еще горячие, истекающие перечным соком кусочки прямо руками и закладывал в рот. Облизывал и пальцы, и губы, причмокивал, чтобы не обжечь язык.

– И как? – уточнила я.

– Пища богов! – промычал он с набитым ртом. – В жизни не подумал бы, что вы способны что-то приличное приготовить. Не обижайтесь, но кухарка из вас как из господина Этана – плотник.

– Но он плотник, – сухо напомнила я.

– Угу, – хмыкнул Ирвин. – До сих пор поверить не могу.

Права была мама! Вкусная еда и дорогу к сердцу прокладывала, и осмотрительность притупляла. Сытый мужчина разомлевал и забывал напрочь, что раз путь к сердцу открыт, то надо закрыть рот! Чтобы лишнего туда не вкатилось и ненужного, чего не следовало говорить домовладелице, не выкатилось. Я мудро сделала вид, что внимания на странность не обратила, но мысленно зарубку-то поставила.

– Ну, хорошо! – хлопнула я в ладоши и убрала из-под носа дегустатора тарелку с едой, от неожиданности он с видом голодного щенка потянулся за остатками. – Коль тебе не понадобились порошки от несварения, то помой руки, и будем делать перечные листы.

– Сейчас? – выпал кусок курицы у Ирвина изо рта.

– Понимаю, время позднее, – согласилась я и глянула на часы (шел первый час ночи), – но мне надо делать листы, а тебя выгнали из спальни. Пойдешь спать к Стаффи?

– Лучше буду листики перчиком посыпать, – открестился подмастерье от ночевки с мужененавистницей. Видимо, живо представил, чем может закончиться попытка прилечь к ней в кровать.

– Хороший выбор, – улыбнулась я.

На следующий день каждому покупателю Стаффи вручала в подарок завернутый трубочкой, перевязанный лентой листик перечной бумаги. Мы с Ирвином пропустили раздачу образцов, потому что после бессонной ночи дрыхли, как сурки зимой.