Как бы там ни было, говорю я себе, когда вновь показывается клиника, с сексом все равно придется завязывать. До возвращения Адама осталась всего пара недель, а потом я не смогу больше принимать Дэвида по ночам. А вдруг Адам когда-нибудь пересечется с Аделью? И упомянет при ней о Дэвиде? И вообще, какая мать захочет подать собственному сыну такой пример? Чтобы он считал, что для женатого мужчины нет ничего предосудительного в том, чтобы прийти в гости, потрахаться и уйти домой? Пытаюсь убедить себя саму в том, что это и есть моя главная забота, но кого я хочу обмануть? Мое главное опасение в том, что Адам еще слишком мал, чтобы хранить секреты. Если он вдруг какими-то судьбами после школы окажется у меня на работе, последнее, чего мне хотелось бы, – это чтобы он узнал в мамином начальнике мужчину, который время от времени наведывается к ней по ночам. Господи, как это все отвратительно. Хуже того, это глупо и эгоистично с моей стороны. Но когда Дэвид прикасается ко мне, я буквально оживаю. Я люблю его запах на моей коже. Люблю чувствовать его всей кожей. Люблю его улыбку. Рядом с ним я превращаюсь в девочку-подростка. А рядом с Аделью чувствую себя кем-то, кто имеет значение. Я важна для нее.

Опускаю руку в карман моих офисных брюк и чувствую, что они стали сидеть на талии слегка свободнее. Я определенно становлюсь стройнее. Пожалуй, Дэвид с Аделью на пару возвращают меня к жизни.

– Я не была уверена, будешь ты есть или нет. – Сью уже поставила чайник и теперь протягивает мне сэндвич с беконом. Сквозь промасленную бумагу проступает кетчуп. – Если нет, ничего страшного, я найду, куда его пристроить. – Она улыбается. – В крайнем случае сама съем.

– Нет, спасибо, – отказываюсь я, радуясь возможности нарушить еще один ритуал. – Загрузочный день у меня завтра.

После вчерашнего секса я, кажется, готова съесть слона, но в пластиковом контейнере ждут своего часа два яйца вкрутую, так что ими я и обойдусь. Когда сидишь на диете, главное – планировать все заранее, – этому меня тоже научила Адель, так что теперь я варю яйца сразу по шесть штук и храню их в холодильнике. Бекон пахнет соблазнительно, но, отказываясь от него, я испытываю какое-то извращенное удовольствие. Это дает мне своего рода иллюзию контроля, хотя бы над чем-то. Бекон – далеко не самое важное из того, чему мне следовало бы сказать «нет», но это хоть какое-то начало.

– Прости, – говорю я. – Мне надо было написать тебе эсэмэску и предупредить. Я отдам тебе деньги.

– Ой, да брось ты. – Она ставит передо мной кружку с чаем. – Ты в последнее время отлично выглядишь. Почти светишься.

Она с любопытством смотрит на меня.

– Я не беременна, если ты на это намекаешь! – Несмотря на то что настроение у меня приподнятое, слово «беременность» по-прежнему не идет у меня из головы.

– Вообще-то, я собиралась спросить, не появился ли у тебя новый мужчина.

– Твоими бы устами.

Я со смехом принимаюсь чистить яйцо.

– Ну, продолжай в том же духе, и у тебя отбою от них не будет, – говорит Сью. – Такая симпатичная женщина не должна быть одна. Пора тебе уже снова начать ходить на свидания.

– Может быть. Пока что я намерена заниматься собой.

Я все еще улыбаюсь, хотя при мысли о том, что сказала бы Сью с ее многолетним браком и твердыми принципами, попробуй я объяснить ей ситуацию, мне становится немного тошно. Она решила бы, что я окончательно потеряла рассудок и перестала понимать, что хорошо, а что плохо, и была бы совершенно права. Но, с другой стороны, я чувствую себя счастливой впервые за черт знает сколько времени, и неужели это в самом деле так ужасно? При условии, что никто не страдает? Мы все умеем хранить секреты. Адель, я и Дэвид. Пока все идет так и дальше, почему мне нельзя получить свой кусочек счастья? Почему мне нельзя быть с ними обоими?

Сью все так же смотрит на меня, уверенная, что я что-то скрываю, и я не могу ее винить. Я знаю, что глаза у меня блестят, а в походке появилась пружинистость, которой уже давным-давно не было.

Приканчиваю яйца и, опустив глаза, пересчитываю пальцы на руках. Надеюсь, у Адели все хорошо. Они опять поссорились вчера вечером? Поэтому он пришел ко мне? Или он улизнул из дома под предлогом того, что идет заниматься своим благотворительным проектом? Пожалуй, я в последнее время думаю о них чаще, чем о себе самой. От вина он вчера отказываться не стал, но, когда уходил от меня, не был пьян. Возможно, ему удалось скрыть от нее тот факт, что он пил. Я начинаю думать, что он достиг в этом деле недюжинного мастерства. Быть может, стоит попытаться поговорить с ним об этом. О его пристрастии к спиртному. Может, в этом и заключается корень всех проблем с их браком? Адель практически не пьет. Когда мы с ней обедаем где-нибудь вместе, я могу пропустить бокальчик, она же к спиртному не притрагивается. Мне, пожалуй, стоит тоже сократить употребление. Это наверняка поможет мне быстрее расстаться с лишними килограммами.

Оставляю Сью доедать второй сэндвич, а сама отправляюсь в кабинет Дэвида раскочегарить кофеварку. Как ни глупо это звучит, в некотором роде это попытка игры в семью. Сердце у меня возбужденно екает, и я не в силах унять это возбуждение. Мне всегда нравилась моя работа, но теперь в ней появился дополнительный кайф. Я ловлю себя на том, что смотрю на его руки, подписывающие рецепты и письма, и вспоминаю, как они касались меня. И в каких местах.

По-прежнему иногда вспоминаю про то, в какой панике была Адель, когда испугалась, что пропустит его звонок, и про запас таблеток в кухонном шкафчике. Но может, на самом деле тут нет ничего пугающего? Может, она и вправду нервная? Она ведь сама призналась, что у нее были проблемы с психикой. Может, Дэвид действительно защищает ее, а вовсе не контролирует? Кто знает, что там на самом деле происходит у них за закрытыми дверями? Все равно спросить об этом его самого я не могу: тогда он узнает, что я знакома с Аделью, и точно решит, что я полоумная преследовательница. К тому же это будет предательством по отношению к Адели. Господи, все так запутанно. Я отдаю себе в этом отчет, но это не мешает моему сердцу учащенно биться всякий раз, когда он появляется на пороге.

– Доброе утро, – говорю я.

– И тебе тоже доброе утро.

Вид у него усталый, но улыбается он тепло и искренне, и его синие глаза искрятся только для меня, и мое лицо мгновенно идет красными пятнами. Бред какой-то. Мы работаем бок о бок каждый день. Мне пора бы уже привыкнуть к его близости, но сегодня утром все по-другому. Что-то переменилось прошлой ночью, когда мы лежали в постели и разговаривали. Разумеется, это не продлилось долго – привычное чувство вины очень скоро вклинилось между нашими остывающими телами. Мужчины – странные существа. Они ведут себя так, как будто смех и душевная близость – предательство куда более худшего свойства, нежели секс. А впрочем, наверное, так оно и есть. Когда Иэн изменил мне, от этого было больнее всего, едва я перестала сходить с ума по поводу собственно секса на стороне. Видимо, это потому, что смех сложнее разграничить.

Это все чудовищное предательство, хотелось мне сказать ему, когда он уходил. Абсолютно все. Но я не смогла выдавить ни слова. Да и как я смогла бы? Я ведь не хочу, чтобы все закончилось. В этом заключается неприятная правда. Я хочу и на елку влезть, и задницу не ободрать. Хочу сохранить и любовника, и новообретенную лучшую подругу.