– Рискнули, а потом долго трудились в поте лица, – добавила миссис Дэйвенпорт.

Мистер Лоренс кивнул:

– Конечно.

Он глотнул вина, и на мгновение его чары ослабли. По лицу его пробежала тень. Оливия настороженно выпрямилась, но эта тень исчезла так же быстро, как и появилась. Джейкоб Лоренс снова стал жизнерадостным, как обычно.

– А что вы планируете делать с участком земли возле завода? Простите, но я услышал, как джентльмены возле вашего кабинета обсуждали расширение производства.

Мистер Дэйвенпорт разгладил рубашку на груди.

Лицо Хелен просияло.

– Папа, ты что, откроешь мастерскую?

– Нет…

Джон поставил локти на стол по обе стороны от тарелки, несмотря на возмущенный взгляд матери.

– А почему нет? Это было бы идеальное место для ремонта автомобилей. Куда лучше, чем здесь, при особняке.

– Наша компания производит экипажи, – сказал отец.

Хелен с размаху положила нож и вилку на стол.

– Автомобили – это тоже экипажи, только без лошадей.

Мистер Дэйвенпорт строго посмотрел на младшую дочь. Оливия заметила, как задвигался упрямый подбородок сестры: Хелен пыталась удержаться то ли от того, чтобы надуть губы, то ли от того, чтобы ляпнуть что-то в ответ. Отец вздохнул:

– Именно поэтому мы и не обсуждаем работу за ужином.

Хелен, вскинув брови, посмотрела на Джона, потом вздохнула. Оливия ощутила тяжесть в груди. «Хелен ведь знает об этом», – подумала она.

Джон повернулся к мистеру Лоренсу, сидевшему напротив него:

– Пони или ринг?

Он откинулся на спинку стула, но плечи его остались напряжены.

– Прошу прощения?

– Вы делаете ставки на скачках или больше любите смотреть на хороший бокс?

– Я не делаю ставки, но ценю мастерство спортсменов в обоих видах спорта.

Они с Джоном долго обсуждали бокс, бейсбол и крикет, хотя Оливия не помнила, чтобы Джон хоть раз брал в руки биту. Их детство было наполнено уроками игры на фортепиано и верховой езды. Ими занимались частные учителя, и бо́льшую часть времени дети Дэйвенпортов проводили в особняке. Девушка снова вспомнила слова Вашингтона ДеУайта. Ее всю жизнь оберегали. Родители сидели с двух сторон от нее за накрытым столом. Боль, которую старшие Дэйвенпорты перенесли в детстве, была скрыта блеском шелка и серебра.

За этим столом упоминать о страданиях людей, живущих на Южной стороне, было табу, точно так же как о шрамах на спине отца, о бизнесе, который он основал, несмотря на эти шрамы.

– Я видел в твоем ежедневнике, что ты сегодня встречался с адвокатом. – Сквозь гомон мыслей до Оливии донеслись слова Джона. Вот тебе и запрет на разговоры о делах за столом. – Ты что, собираешься отказаться от услуг Говардов?

Мистер Дэйвенпорт положил нож и вилку на стол.

– Отнюдь нет. Я встречался с джентльменом из Таскиги, штат Алабама. Он полагает, что множество темнокожих скоро хлынет на Север в поисках работы.

– Из-за законов Джима Кроу? – спросила Оливия, не успев прикусить язык.

Отец поправил пиджак на груди. Она почувствовала на себе его тяжелый взор и любопытные взгляды остальных членов семьи.

– Да, – сказал он, – среди прочего.

Джон, нахмурившись, посмотрел на сестру и хотел было уже задать вопрос, но она его опередила:

– А что значит «прочее»?

Сейчас мистеру Дэйвенпорту, похоже, стало еще более неловко, чем когда он закрыл тему мастерской. Он не спешил с ответом, но единственного взгляда жены было достаточно, чтобы он заговорил:

– Мало возможностей. Насильственные действия.

Отец снова взял в руки вилку и нож.

– И чего хотел этот адвокат?

Оливия скорее почувствовала, чем увидела, что мать и брат с сестрой смотрят на нее. Мистер Лоренс чуть наклонился вперед. Краем глаза девушка заметила, как он переводит взгляд то на нее, то на отца.

– Он хочет завязать знакомства. Ищет поддержки для создания профсоюзов трудящихся и объединений для защиты развития равенства. Я сказал, что могу передать его визитную карточку людям, возглавляющим организации, которые были основаны после трагедии в Спрингфилде.

Тут за столом воцарилось молчание. Никакие попытки родителей держать подобные события в тайне от детей не могли скрыть убийства и разрушения, произошедшие в Спрингфилде два года назад.

– Трагедии в Спрингфилде? – переспросил мистер Лоренс.

– Три дня предприятия, основанные темнокожими, уничтожались, а темнокожих жителей Спрингфилда заживо сжигали в домах, – хрипло сказал отец. – Я могу спонсировать дело и направить активистов к тем, кто может им помочь больше, чем я. Но, боюсь, в остальном у меня связаны руки.

Мистер Лоренс поддержал его:

– Я думаю, это осмотрительно. Подобными вопросами должны заниматься адвокаты, политики и активисты.

Оливия опустила глаза на вкусный ужин, поданный на белом, точно кость, фарфоре. Свет отражался в серебре сервиза, который Генриетта начистила до блеска.

– Наверняка можно сделать больше.

Улыбка застыла на лице миссис Дэйвенпорт. Она глянула на мистера Лоренса, но Оливия сделала вид, будто ничего не заметила. Не может же быть, чтобы за этим столом только она одна понимала, как они все далеки от новостей, которые Вашингтон ДеУайт принес к их ногам.

– Я не позволю устраивать здесь митинги. Это поставит под удар всех вас. – Глаза мистера Дэйвенпорта смягчились: в них появилась грусть, которая ослабила раздражение Оливии. – И потом, надо подумать о людях, которые на меня работают. Кто будет кормить их семьи, если, чтобы отомстить за мои действия, толпа разорит цеха и мастерскую или сделает что похуже?

Слова отца отрезвляли. На кону было нечто поважнее материальных благ, которые, как Оливия и сама осознавала, она принимала как нечто само собой разумеющееся.

– Ты прав, – сказала девушка, хотя слова эти оставили кислый привкус на языке и тяжесть на сердце.

Она улыбнулась и позволила Джону завести разговор о скачках, который продолжался, пока мама не сказала, что пора перейти к десерту. Вишневый пирог. Его запах был настолько сладким, что у Оливии свело живот. Она выковыряла начинку. Аппетит пропал начисто. Девушка принялась изучать сидевшего рядом мистера Лоренса. «Этим должны заниматься политики и активисты», – сказал он. Его слова словно висели в воздухе, давя ей на плечи.

– Вы знаете, – прошептал мистер Лоренс, – я восхищаюсь тем, как вы выступили в поддержку равенства.

Его взгляд вселял надежду.

– Я хотела бы сделать что-то более существенное, – призналась девушка.

Она не знала, с чего начать, но была уверена, что сможет это выяснить. Даже если придется поговорить с мистером ДеУайтом. Ее отец, похоже, одобрял работу, которую запланировал активист.

– Не сомневаюсь. Ваша мать упоминала, что вы младший член нескольких чикагских благотворительных клубов. Вы будете помогать Тремейнам с их мероприятием по сбору средств?

– Да, – поколебавшись, ответила Оливия. – Но я не хочу останавливаться на этом.