Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но Вера Михайловна не удовлетворилась ролью рантье наследственных владений, а продолжала расширять свою «империю коммерческой недвижимости». Деньги, получаемые от сдачи лавок в аренду, тратились на покупку новых лавок.
Анализ «Ведомости о торговцах Гостиного двора» 1846 года, показал, что после ряда покупок, совершенных в период 1824–1849 годов, Вере Алексеевой принадлежал 21 амбар, а двум ее сыновьям — 13. Всего в Гостином дворе было 112 амбаров (некоторые имели двух-трех арендаторов); таким образом, Алексеевы владели 30 % торговых помещений. Арендаторами алексеевских владений были многие крупные купцы, например торговавший шерстяными тканями и шалями Федор Гучков, специализировавшийся на хлопчатобумажной пряже и тканях Савелий Хлудов, известный торговец чаем Иван Колесов, иностранец Арчибальд Мерилиз, который торговал «разным товаром», а позже прославился как основатель крупного пассажа рядом с Большим театром.
Сама Вера Михайловна торговала в трех амбарах в Гостином дворе пряденой бумагой и шелком, при этом две лавки были ее собственные, а одна нанята у Мазурина. По части торговли она была «всеядна» и, используя современный термин, диверсифицировала собственную торговлю. Она не ограничивалась только продажей продукции своей золотоканительной фабрики и текстиля, но имела также в 1820–1840‐х годах овощную лавку в Щепетильном ряду для оптовой и розничной продажи овощей, чая, кофе и сахара. Для овощной лавки Вера Михайловна арендовала помещение у купца Быковского, там от Алексеевой работал наемный приказчик, московский мещанин Александр Петрович Шелапутин.
Кроме амбаров в Гостином дворе, Алексеева владела на пике своей предпринимательской карьеры в 1840‐е годы 66 купленными и унаследованными лавками в Верхних и Средних торговых рядах, причем в Затрапезном ряду (где торговали «иконами, материями и бархатами») ей принадлежало 23 лавки (из 62), в Перинном ряду (там шла торговля текстилем, мехами, галантереей, «модами» и «башмаками») — 11, в Щепетильном (где торговали «овощным, фруктовым, бакалейным, ленточным, шпажным и галантерейным товаром») — еще 12.
Сдача в аренду торговой недвижимости рядом с Кремлем и на других бойких торговых местах (например, в близлежащем Охотном ряду, где у Алексеевой имелась лавка, перешедшая по наследству от супруга) давала постоянную гарантированную прибыль, которая в течение 26 лет после смерти мужа приумножала личные капиталы вдовы, коммерции советницы Веры Михайловны Алексеевой. Если же сравнить доходы от лавок (по ценам аренды в Китай-городе, которая составляла в 1830‐е от 175 до 2000 рублей, а средняя — 500 рублей) с доходами от фабрики, составлявшими примерно 100 тысяч рублей в год, эти суммы вполне могли быть равными в общей структуре доходов, то есть сдача в аренду недвижимости могла приносить почти столько же, сколько продукция серебро- и золотопрядильной фабрики.
Правнук Веры Михайловны, известный врач П. С. Алексеев, в заметках «Прожитое и пережитое», опубликованных в 1908 году в «Русском архиве», писал:
Вера Михайловна, прабабушка, очень умная и энергичная купчиха, царила в Рогожском доме, сохранила и умножила богатство и была персоной, выдающеюся личностью старого закона. Она, между прочим, не чужда была френологии и, ощупывая мою голову, высказала предположение, что я стану механиком-изобретателем.
(Действительно, Алексееву принадлежало два изобретения в области медицинских инструментов, в том числе акушерский тазомер, названный его именем.)
О недвижимости Алексеевых он упоминал следующим образом:
Кроме жилых домов в Москве (Рогожского на Большой и Малой Алексеевских улицах около Рогожской площади ), у Алексеевых во времена детства моего были дома против Александровского сада (трактиры), дом на углу Тверской и Моисеевской площади, против Охотного ряда, завод салотопенный за Крестовской заставой, фабрика бумагопрядильная и писчебумажная в Глинках Богородского уезда, около Лосиного острова на Клязьме, в имении бывшем Брюса с памятником сему последнему в церкви и с дворцом его. Имение это в 40 верстах (примерно 42,7 километров. — Г. У.) от Москвы, оно перешло к Колесовым.
Свидетельства этого мемуариста любопытны, однако, будучи написанными через 50–60 лет после событий, порой грешат неточностями. Так, доктор Алексеев полагал, что в помещениях напротив Александровского сада располагались трактиры, а на деле эти помещения, как следует из архивных ведомостей, сдавались в аренду под торговлю железом, дрожками и бутылками. Часть недвижимости была приобретена уже во второй половине XIX века.
Сохранились мемуарные свидетельства одного из правнуков о муже В. М. Алексеевой — С. А. Алексееве, прадеде Станиславского. Они важны для понимания того, что Алексеевы были хорошо интегрированы в местное общество и систему городского самоуправления по выборам, и были купцами, одевавшимися в так называемое «европейское» платье:
Прадедушка мой Семен Алексеевич был, вероятно, уже очень богатым человеком и кроме большого состояния имел и вес, и значение в обществе. На портрете, находящемся в Шерапове, имении детей моей сестры, он изображен в жабо и мундире с красным стоячим воротником, на пуговицах мундира герб города Москвы.
Описание того, как выглядела Вера Михайловна, оставил ее племянник Николай Петрович Вишняков (1844–1927), по своим детским воспоминаниям, но больше знавший о ней по впечатлениям старших братьев, а также переписке и воспоминаниям своих родителей. Алексеевы, «по рассказам братьев», в купеческой среде «пользовались большим уважением».
Богатство делало их вообще очень гордыми… К Вере Михайловне отец всегда относился с большой почтительностью, но об особой интимности меж ними не могло быть и речи. Со своей стороны Вера Михайловна принимала знаки уважения от нашего семейства как должную дань. Она проявляла при этом ту величавость, какая приличествовала владетельным немецким герцогиням старого режима в сношениях с их верными вассалами, осчастливливала нас своими посещениями несколько раз в году и великодушно крестила всех детей моего отца. Это была старуха с выразительными чертами лица, носившими несомненные следы былой красоты; ходила она всегда в платочке, завязанном кругом головы, по-старинному, с торчавшими концами в виде рогов.
Описанный мемуаристом головной убор можно видеть на портрете В. М. Алексеевой, представленном в книге ее родственника-мемуариста Н. П. Вишнякова. Вишняков, заставший Веру Михайловну, когда был совсем маленьким (она умерла, когда ему было пять лет), посвятил несколько страниц своей легендарной тетушке:
Вера Михайловна, была, говорят, красавицей. Портрет ее, хотя уже в виде немолодой женщины, служит этому подтверждением.
Она вышла замуж за вдовца и была на двадцать пять лет моложе своего супруга. Женатый на правнучке В. М. Алексеевой С. И. Четвериков писал, что «семья Алексеевых (Рогожских) по своему богатству и влиянию занимала совершенно особое место среди московского купечества».
Вишняков поведал следующую трагикомическую историю, отражающую отношение Веры Михайловны к материальным ценностям и проливающую свет на ее страсть к накопительству: