Грибова стала выпускать шали разных видов. Стандартные размеры шали составляли 1,7 метра на 1,7 метра. В качестве сырья она закупала шемаханский и кашанский сорта шелка-сырца, который в Москву в большом количестве из Шемахи и города Кашана, что в Персии, привозили торговые посредники через астраханскую таможню. Шали и платки выпускались не только чисто шелковые и шерстяные, но также из смешанных тканей (меланже) — шелка с добавлением шерсти. В зависимости от моды шали могли быть одноцветные с узорчатыми «коймами» или набивные с рисунком по всему полю.

С точки зрения маркетинга и рекламы Авдотья действовала чрезвычайно грамотно — регулярно обновляла ассортимент и участвовала во всех всероссийских мануфактурных выставках. Эти выставки русских изделий проводились то в Москве, то в Петербурге. В Москве экспонаты можно было увидеть в Колонном зале Благородного собрания, вход туда был по билетам. В 1835 году от Грибовой были представлены: платки «Терно Бур-де-суси», набивные платки и шали, салоп из шерстяной материи. В 1843‐м были показаны, видимо, новые товары: платки атласные, платки плюшевые, платки ковровые, шали мериносовые, «камальи шелковыя», креп-рашель. Высокое качество полушерстяной ткани креп-рашель фабрики Грибовой было отмечено в изданном Департаментом внешней торговли «Обозрении главнейших отраслей мануфактурной промышленности в России» (1845).

Следует сказать о тех особо модных товарах, которые производила фабрика Грибовой. Платки «Терно Бур-де-суси» изготавливались по французской моде из терно — тонкой ткани из козьего пуха и шерсти (по имени изобретателя Ternaux) с добавлением шелковой нити. Название платка указывает на модный в 1820‐е и 1830‐е годы оранжево-золотистый цвет — у французского слова soucis есть значение «цветы-ноготки», они же календула. Для окраски ткани использовался привозимый из Индии натуральный краситель шафран. Примечательно, что в «Ведомости по Лефортовской части живущих в ней мастеров и художников разных заведений» за 1835 год фабрика Грибовой обозначена как «бордусовая».

Камальи представляли собой род легких накидок на плечи, они делались с капюшоном. Салопы — просторная теплая верхняя одежда с широкими рукавами или без рукавов, делались из шерстяной материи, а снизу подбивались мехом.

В документах, оставшихся после проверок фабрики, Грибова указывала, что ведет дело «сама». В 1830‐е годы шали ее фабрики пользовались большим спросом. Для сбыта эта лефортовская оборотистая купчиха стала арендовать лавку в самом престижном месте продажи текстиля в Китай-городе — в Зеркальном ряду. Тут самый придирчивый покупатель мог приобрести российские ткани наивысшего качества. Для ведения дел в лавке и переговоров с покупателями она нанимала приказчика, московского мещанина Василия Степанова, который работал у нее более двадцати пяти лет. Производство расширялось, и в 1843 году фабрика выпустила товара на 30 тысяч рублей.

Грибова очень рассчитывала передать дело сыну у, и с 1840 года он стал помогать ей на фабрике. Но неожиданно Федор рано умер: его не стало в 1849 году в возрасте двадцати пяти лет. Авдотье пришлось и дальше продолжать дело самостоятельно и оставаться главой большой семьи. Она жила одним домом с вдовой сына Анной и внучатами Михаилом и Марьей.

Ранее, на шестом году вдовства Авдотья Грибова родила третьего ребенка — дочь Александру. Эта девочка показана в ревизской сказке как незаконнорожденная, с отчеством Семенова (по крестному отцу). При этом Грибова неустанно руководила делами фабрики более двадцати пяти лет, с 1825 и по крайней мере до 1850 года, не передоверяя контроль за делами управляющему. Работали у нее ткачами только мужчины, поскольку работа на ручных станах, на которых изготавливали шелковые ткани со сложным узором, была физически тяжелой.

В истории бизнеса бывали случаи, когда предпринимательницы возглавляли предприятия при жизни престарелых мужей, причем мужья «были отправлены» в низшее мещанское сословие, а жена с детьми при этом оставалась в купечестве, получив гильдейское свидетельство на свое имя и платя налоги от собственного имени. В Москве в 1830‐е годы нами установлено два таких случая. Вот один из них.

Федосья Григорьевна Большая (1782 — после 1850) стала владелицей «шелкового завода» при жизни мужа Василия. Василий прибыл в 3-ю гильдию московского купечества в 1774 году в возрасте четырнадцати лет из крестьян села Капотни Московской губернии (село принадлежало Николо-Угрешскому монастырю). Он уплатил все налоги по крестьянству, потратил несколько лет и немалые деньги на то, чтобы открепиться в Казенной палате от монастыря, перейти в свободные люди и стать купцом.

Фабрика числилась за Василием уже в 1795 году. В 1797‐м на фабрике было 26 рабочих. По доходам (17 379 рублей серебром в год) фабрика входила в среднюю группу 114 московских шелковых предприятий, существовавших в то время. Ассортимент продукции отличался разнообразием. Согласно «Ведомостям о состоянии частных фабрик за 1801 год», хранящимся в фонде Мануфактур-конторы в РГАДА, фабрика Василия Большого выпускала такие плательные и обивочные ткани, как «штофы чисто малиновые» (штофы делали на 19 станах), «гродетуры чисто малиновые» (делали на 23 станах). На предприятии работали один мастер и 42 вольнонаемных рабочих, капитала в обращении было 12 887 рублей. То есть это была довольно крупная фабрика для той эпохи.

В 1808 году 48-летний Василий женился на 26-летней Федосье, причем для обоих это был первый брак. Согласно сведениям из ревизских сказок, первенец Василия и Федосьи Николай умер в трехлетнем возрасте. Больше мальчиков у них не было, в 1813 и 1817‐м родились дочери, Елена и Александра.

Дела бизнеса шли хорошо, о чем свидетельствует тот факт, что семейство купило для проживания «поместительный дом» в начале улицы Арбат, с видом на Арбатскую площадь, — в районе престижном и преимущественно дворянском. В 1819 году 37-летняя Федосья взяла бразды правления в свои руки, а 59-летний супруг перешел в низшую мещанскую группу, причем неизвестно, по своей воле или по каким-то другим соображениям. Рассмотрим юридическую коллизию с отправлением мужа в мещанство.

Дело в том, что законом 1808 года допускалась передача капитала от одного лица другому внутри купеческого семейства при уплате в казну пошлины, равной 1 % капитала. Для каждой семьи действовало правило так называемого общего капитала, с которого платили налоги, «ибо капитал почитается семейный». При этом семьей считались только муж с женой и детьми (иногда еще и с родившимися после объявления капитала «внучатами»). Запись братьев и племянников в тот же капитал запрещалась, они должны были отдельно объявлять свои капиталы и также платить налоги, чтобы не наносить казне ущерб (формулировка «ущерб казне» являлась базовой в узаконениях, касавшихся частных капиталов и уплаты податей).

В законе говорилось: