Маска Загадки была мощным инструментом. Она базировалась на том, чтобы спровоцировать небольшой обвал реальности при помощи жестов, текста и при минимуме декораций, что может оказаться уместным, если тебе предстоит быть помещенной в тесное пространство, связанной и с кляпом во рту. Считалось, что удивление, которое эта маска вызывает в псиноме, может притормозить дикие и немедленные насильственные действия, которые способны полностью вывести наживку из строя. Пока я располагалась в центре своей импровизированной сцены и снимала сандалии, мне вспомнилось, что признанным мастером именно этой маски была Клаудия Кабильдо и что мы с ней отрабатывали ее вместе – как в экстерьерах усадьбы, так и в барселонском святилище Виктора Женса.

«Клаудия», – пронеслось в голове, и я остановилась, прежде чем снять спортивные штаны. Случайно или нет, но я навещала ее как раз этим пятничным вечером и недавно вернулась. «Клаудия – еще один монстр, как и я. Мы вместе прошли сквозь все лабиринты тьмы, разве не так? Два монстра, шагающие рука об руку в безлунной ночи безумцев». Супервумен. Ты сделаешь это.

Клаудия, мой гид, мой светоч во тьме, самый совершенный монстр, который когда-либо был создан для наслаждения других.

Пока не оказался сожран другим монстром, намного более жутким.

Клаудия Кабильдо была похоронена. Хотя иногда она что-то мне говорила, но всякий раз делала это из глубины могилы. И когда я навещала ее, то принуждала себя не упускать из виду именно эту перспективу: мне предстоит увидеть и провести некоторое время с тем, кого уже нет на поверхности жизни.

Тем не менее мне нужно было ее видеть. Случались дни, когда эта потребность ощущалась почти физически, как желание впиться зубами в какой-нибудь плод и наполнить рот его соком или подставить кожу прямо под струи дождя. Но бывало, я воображала, что желание это вполне рационально – как перенести вес тела на следующую ступеньку, когда поднимаешься по лестнице. Как бы то ни было, последние годы я приходила повидать ее именно тогда, когда в моей жизни происходило некое событие: когда мне удавалось заполучить трудную добычу, когда я терпела неудачу, когда я поняла, что люблю Мигеля Ларедо, или же когда мы с Верой ссорились. Я рассказывала ей обо всем, хотя и сомневалась, что Клаудия меня слушает.

В пятницу утром, выйдя из «Хранителей» после встречи с перфис, я вновь ощутила эту потребность. Я набрала на мобильнике ее номер, и мне незамедлительно ответил хриплый голос Нели Рамос. Да, конечно же, я могу прийти прямо сегодня после обеда, если хочу, Клау будет очень рада меня увидеть, в полшестого – просто идеальное время. Закончив разговор, я подумала, что в последние дни собиралась сходить к Клаудии, чтобы рассказать о своей отставке, но теперь мои мотивы оказались совсем другими.

Вечер выдался холодным и пасмурным. Выйдя из машины на улице Тесео в районе Лас-Росас, я взглянула на небо и убедилась, что оно затянуто тяжелыми, как раздутые мешки, тучами. Сегодня ночью – первой в моей интенсив-охоте за Наблюдателем – луны не будет. «Не в добрый час я при сиянье лунном, надменную Титанию встречаю»[30]. В то же самое время нос мой уловил аромат цветов – украшения маленького садика вокруг дома. Наш отдел принял решение нанять садовника, и Нели рассказывала мне, какое удовольствие получает Клаудия, наблюдая за тем, как он косит газон или подрезает живую изгородь и розовые кусты. Клаудия и ее растения. «Один овощ караулит другие». Шутка была жуткой и глупой, но неизменно приходила мне в голову.

И натянутые нервы – тоже нечто неизбежное. Верчение в желудке, чувство неуверенности в преддверии этой встречи. «К добру ли эта встреча при луне?» И вновь извечный вопрос: а были ли мы с Клаудией Кабильдо подругами? И, в который уже раз, тот же ответ: не можешь ты быть подругой той, с кем прошла через все. Не можешь ты в полной мере любить того, кто унижал тебя и давал тебе наслаждение в той же степени, в которой тебя игнорировал; того, кому знакомы вот эта твоя родинка возле лобка, твои ночные кошмары, как ты кричишь от боли или во время оргазма, однако кто понятия не имеет, какое кино ты предпочитаешь или нравится ли тебе смотреть, как заходит солнце.

О нас с Клаудией, бывших напарницами с пятнадцатилетнего возраста, нельзя было сказать ни что мы были подругами, ни что мы друг друга любили. Но все же было нечто, что нас объединяло, что-то более прочное, более плотское, чем кусок кожи, соединяющий некоторых близнецов.

Открыв калитку, Нели ждала меня на пороге дома. В руке она держала кисть винограда, и ягоды одна за другой отправлялись в ее рот. Она предложила и мне, но я с улыбкой отказалась.

– Привет, – поздоровалась она своим хрипловатым, но в то же время мелодичным голоском, который, казалось, воплощал всю ее двадцатиоднолетнюю историю – с момента рождения в Лас-Пальмасе.

– Привет, Нели. Я, наверное, слишком рано?

– Да нет, нормально. Заходи.

У Нели волнистые волосы цвета воронова крыла, смуглая кожа, кошачьи повадки и мускулистое тело. Когда-то она была наживкой, причем хорошей, – до девятнадцати лет, когда решила оставить эту работу. Не по какой-то конкретной причине, поясняла она, никто ей ничего плохого не сделал, но «дела нужно делать до определенной точки, а потом – перестать ими заниматься», так считала Нели. Иногда возникало ощущение, что она чего-то недоговаривает. Но если что-то за этим и стояло, то лишь ее собственные, личные тараканы. Поскольку она еще была юной, отдел время от времени нагружал ее мелкими поручениями, в число которых входил и почасовой уход за экс-наживкой, «упавшей в колодец» (причина, по которой она представляла потенциальную опасность для обычных сиделок), то есть за Клаудией. Нели так понравилась эта работа, что она попросила оставить ее при Клаудии постоянно, и даже отпуском жертвовала, чтобы вывезти Клаудию на курорт. Она готовила ей, купала, ухаживала за ней, как маленькая девочка за любимой куклой. Лично мне нравилось, что этим занималась именно Нели: она производила впечатление девушки крепкой и вместе с тем приветливой и самоотверженной.

Мы прошли через тихий холл безликого особнячка с белыми голыми стенами и немногочисленной простой мебелью. Типичный казенный дом, как и тот, в котором мы с Клаудией впервые встретились: похожие на аквариумы комнатки с замаскированными глазка́ми видеокамер, предназначенные как раз для таких созданий, какими мы были тогда.

– Ну как она? – задала я вопрос.

– С переменным успехом. – Нели обернулась ко мне, отправляя в рот последнюю ягоду и приглашая меня в гостиную. Ее спортивные тапочки бесшумно ступали по блестящему паркету. – Сегодня, на мой взгляд, она плоховата. А вот вчера приходил этот тип, ну, который за садом ухаживает, так она, подумать только, так оживилась! Не знаю, зависит… – Она пожала плечами и остановилась перед закрытой дверью. – Не уверена, но иногда мне кажется, что она прикидывается дурочкой, чтобы на нее обращали внимание… Плоха она, бедняжка, совсем плоха, моя бедненькая…