Когда колонна шла на север, провожали ее недоуменными взглядами. Но теперь, видимо, многие знали о пробеге. Нам пришлось отвечать на сотни вопросов, из автобусов к спортсменам дружески протягивались десятки рук, ребятишки стрелой мчались навстречу.

Промелькнули «Горки», «Чир-Унвд», Кировское под ярким солнцем. Затем машины замедлили ход. Дело в том, что при движении на север мы не заметили бывшую границу, линию, которая много лет делила Сахалин на две части.

Несколько раз мы останавливались, пускались в расспросы, пока один из встречных не сказал нам:

– Так вот же она – бывшая граница…

… Плавный изгиб шоссе. Справа, в небольшой лощинке, стоит обычная пятистенка – одноэтажный дом из двух половин.

Здесь помещалась пограничная застава, будни которой были наполнены тревогой.

Напротив – за шоссе – на придорожном холме стоит белый прямоугольный обелиск. Подъехав к нему, мы сняли шлемы – здесь спят вечным сном пограничники, до последней капли крови защищавшие советскую землю.

Пятидесятая параллель… Пограничная межа, проходившая вдоль нее, четыре десятилетия делила остров на две части: советскую – северную и временно захваченную японцами – южную.

Японская военщина рассматривала Сахалин и Курильские острова, как плацдарм для нападения на Советский Союз. Она держала у границы большое количество регулярных войск, военной техники, резервистов. В случае необходимости любой городок Карафуто мог превратиться в батальон, а поселок – в роту.

Если хотите посмотреть, что представляли из себя японские укрепления – сразу за Южной Хандасой стоит полицейский пост Хандаса. Он прикрывал подступы к Харамитогским высотам.

Среди кустарника над рекой мы разыскали этот пост – громоздкое сооружение из железобетона, окруженное земляными валами. Башни дотов, обращенные своими бойницами к мосту, были исхлестаны осколками.

По этому доту, по полицейскому посту первым открыл огонь в теплый летний день 11 августа 1945 года батальон капитана Светецкого. За «огневым валом» рванулись вперед стрелки, саперы, расчеты орудий прямой наводки.

После ожесточенной схватки Хандаса была взята. Но полицейский пост играл вспомогательную роль: он лишь прикрывал подступы к линии долговременной обороны, построенной японцами за годы хозяйничания на южном Сахалине, к так называемому Харамитогскому укрепленному району.

«Линия Харамитоги» была широко разветвленной системой обороны. Она начиналась на лесистых склонах Западно-Сахалинского хребта и кончалась в болотах у реки Поронай. Район имел многие десятки дзотов и железобетонных огневых точек. Наступающим путь преграждали многочисленные проволочные заграждения и минные поля.

Эта система была взломана частями Советской Армии в первые же дни боевых действий.

…Дорога бежит на юг. Километр за километром остаются позади. Заросли травой межи и окопы, затерялись среди кустарника доты укрепленного района. Одинаковой веселой зеленью кудрявится долина к северу и к югу от пятидесятой параллели. Только названия населенных пунктов рассказывают в наши дни о жестоких боях с японской военщиной, о подвигах советских воинов. Победино, Смирных, Боюклы, Леонидов…

Навсегда останутся в памяти народа имена героев освобождения южного Сахалина. И вечно надпись на карте: «Боюклы» будет напоминать о замечательном подвиге, совершенном коммунистом-молдаванином на сахалинской земле.

Это произошло здесь, в тех самых местах, где пролегает наш путь… Батальон вел упорный бой на подступах к Котону, у подножья высоты, закрывавшей дорогу на юг.

Во время атаки, когда казалось, что высота уже в наших руках, вступил в бой замаскированный японский дзот. Свинцовый дождь прижал вырвавшуюся вперед роту к земле. Она несла тяжелые потери.

К цепи залегших бойцов подполз замполит Котенко. Он спросил:

– Кто возьмется уничтожить дзот?

Первым ответил пулеметчик сержант Антон Боюклы:

– Разрешите мне!

Вся цепь следила за тем, как, подталкивая впереди себя тяжелый «максим», Антон полз по лощине. Он рассчитывал точной очередью с короткой дистанции подавить вражескую огневую точку.

Сначала показалось, что его замысел удался. Дот замолчал. Но через несколько секунд очередь из амбразуры ударила по пулеметчику. Истекая кровью, Боюклы пополз снова. В последний момент он успел загородить амбразуру щитом «максима» и своим телом.

Стремительно бросились однополчане Антона на высоту. Когда дорога на юг была открыта и гром боя отодвинулся дальше, они похоронили отважного пулеметчика. На простой дощечке солдатской рукой было начертано:

«Сержант Антон Ефимович Боюклы. Он любил жизнь, но Родину любил превыше жизни. Здесь, на сахалинской земле, он повторил подвиг Матросова».

В поселке лесозаготовителей Боюклы, раскинувшемся в долине Пороняй – сотни домов. В нем находится контора Поронайского леспромхоза, в нем живут экономисты и лесорубы, инженеры и трактористы.

Поселок шумен даже вечером. С открытой площадки у клуба, освещенной яркими лампами, доносятся звуки музыки. Молодежь танцует до поздней ночи. Люди расходятся после кино, кучками останавливаются на перекрестках.

Одним словом, это самый обычный сахалинский промышленный поселок. Не сразу можно догадаться, что он принадлежит лесозаготовителям. Нет вокруг таежных чащоб, места тут спокойные, равнинные.

Утром, на рассвете, большинство боюкловцев покидает свой поселок. Люди уезжают далеко, в ту сторону, где синеет горный хребет, похожий на спину гигантского верблюда.

Там настоящее царство тайги. На много километров вплотную один возле другого стоят лесные великаны. Даже в ясный день сумрачно под их сенью. Поваленные ветром деревья, бурелом не дают хода человеку.

И вот тайга по утрам просыпается от рева мотора передвижной электростанции, тонкого пения электропил.

Человек в распахнутом ватнике подходит к дереву, касается ствола дрожащим эллипсом пилы и перебрасывает инструмент на другую сторону. Пила входит в древесину, как в масло. Через несколько секунд лесной великан начинает падать. Его вершина скользит по кривой сначала незаметно для глаза, затем все быстрее и быстрее, чтобы с тяжелым, пушечным ударом разбиться среди мелкого подлеска.

С помощью электрических сучкорезок дерево быстро освобождают от зелёного наряда, и тупоносые трелевочные трактора тянут «хлысты» к лесным складам.

Нелегко справиться маленькому трактору с пачкой «хлыстов». Он буксует, рвется в стороны, упрямо тащит по крутым склонам тяжелые гнущиеся стволы, оставляя за собой черный земляной след.

Мы были рады встретиться в лесу с Андреем Андреевичем Олесиком, старым знакомым, трактористом-трелевщиком.

– Как работается, Андрей Андреевич?

– Обычно. Так же, как раньше… – с лукавой улыбкой ответил тракторист.

Что это обозначало, мы знали: два года назад Олесик, как один из лучших трактористов-трелевщиков, летал в составе областной делегации на Камчатку для обмена опытом и взаимной проверки выполнения социалистических обязательств.

Скуп Андрей Андреевич на слова. Говорит – о леспромхозе вообще, о других. Упомянул фамилию Кулинича. И в памяти встала невысокая коренастая фигура немолодого уже человека – знатного покорителя сахалинской тайги.

Иван Иванович Куличи приехал на остров четверть века назад юным комсомольцем. Он помнит, как пел в тайге «лесной баян» –