С момента прибытия в этот дом Морейн видела Торманда, только когда они все вместе садились за стол. Похоже было, что хозяин дома избегает ее. Такая холодность причиняла ей боль, но Морейн понимала, что, возможно, это и к лучшему. Она искренне надеялась, что такое отношение Торманда поможет ей перестать желать его. Вместо этого желание становилось все более острым. Усмехнувшись своим неразумным мыслям, Морейн негромко постучала в дверь, но ответа не последовало. Слегка приоткрыв створку, она позвала Торманда, не желая своим неожиданным появлением помешать его работе.

Увидев, что дверь медленно открывается, Торманд вздохнул. Он изо всех сил старался забыть о том, что они с Морейн одни во всем доме, если не считать кошек. Но забыть об этом ему никак не удавалось, он уже несколько часов сидел, размышляя над списком, который настоятельно требовал от него Саймон, а работа почти не двигалась. Каждый раз, как только он задумывался над следующим именем, которое нужно было добавить в перечень его побед на любовном фронте, его мысли непонятным образом сворачивали на тропинку, которая неизбежно приводила Торманда к обнаженной Морейн, бесстыдно раскинувшейся под ним и в экстазе выкрикивавшей его имя. «Список», — вдруг вспомнил он и в ужасе уставился на лежавший перед ним листок бумаги. С лихорадочной поспешностью Торманд схватил первую попавшуюся книгу и, раскрыв ее, накрыл злополучный листок.

— Ox, простите, — сказала Морейн. — Я стучала и звала, но вы не откликнулись.

Торманд встал и немного подался вперед, улыбаясь ей. Опершись на стол, он улыбался все шире, пытаясь стереть с лица виноватое выражение. Проклятый листок был надежно спрятан под гроссбухом, и он теперь уже спокойно смотрел на вошедшую Морейн. Но одна мысль, занозой сидевшая в сердце, все же не давала ему покоя: по мере составления этого списка он все меньше и меньше ощущал себя великим любовником и все больше и больше — озабоченным самцом, как назвал его Саймон. По правде говоря, образ мужчины, который возникал перед ним по мере прибавления женских имен, совсем ему не нравился. И он вовсе не хотел, чтобы Морейн увидела ту сторону жизни Торманда Мюррея, которая отныне должна была безвозвратно кануть в Лету.

— Я не успел ответить, так как был слишком занят, — сказал он. — Вам нужна моя помощь?

— Наверное, глупо спрашивать, поскольку я знаю, что об Уолине хорошо заботятся и защищают его, но вы, случайно, не знаете, где бы он мог быть сейчас?

— Уильям и Харкурт повезли его в ваш дом, мальчик сказал, что ему там кое-что нужно сделать.

Морейн облегченно вздохнула, но в то же время, почувствовала некоторую неловкость.

— Мне надо найти кого-нибудь, кто бы присматривал за домом, пока я не вернусь. Право же, мне очень неловко, что мы доставляем вам столько хлопот. Вы ни в коей мере не обязаны возить меня или Уолина домой, чтобы мы могли заняться хозяйством.

— А вам не следует брать на себя лишние хлопоты, занимаясь хозяйством здесь.

Немного расслабившись, Торманд отошел от стола и подошел к книжной полке, на которой среди фолиантов и свитков стояли кувшин с вином и небольшие кружки.

— Я ведь не извинился перед вами за невежество и жестокость этой проклятой женщины? — спросил он, разливая вино.

— Не беспокойтесь, — улыбнулась Морейн. — Домашняя работа помогает мне отвлечься и забыть о том, почему я скрываюсь здесь.

— Мои гости не должны обременять себя работой. — Он подошел к ней и протянул кружку. — Пожалуйста, отдохните, посидите со мной, выпейте немного вина.

Взяв кружку, Морейн позволила ему подвести себя к креслу, стоявшему перед камином. Торманд взял другое кресло и поставил его так, что их разделял лишь маленький столик, заваленный бумагами. Морейн сделала глоток, смакуя изысканный вкус благородного напитка, который могли позволить себе лишь те, чей кошелек никогда не оскудевал.

Морейн чувствовала себя согретой его вниманием, которого ей так не хватало в ее недолгой, но уже наполненной страданиями жизни. В то же время она понимала, что ведет себя неразумно, что она неровня ему и не может вот так запросто сидеть в его кабинете и пить его великолепное вино. Страстное желание видеть его, согреваться теплом его улыбки, с наслаждением прислушиваться к оттенкам его низкого голоса — все это прошло бы после недолгой разлуки, а эта светская беседа, какой бы короткой она ни была, лишь раздразнит ее.

— У вас еще были сновидения? — спросил он.

— Нет. К счастью или к сожалению, но я больше не видела этих убийц.

Морейн молилась, чтобы Торманд подумал, что проступивший на ее щеках румянец вызван застенчивостью, естественным смущением девушки, находящейся наедине с мужчиной, и не стал бы больше расспрашивать ее о сновидениях. Сны, посещавшие ее в последнее время, были совсем не теми, о которых можно было рассказывать, тем более герою этих самых сновидений. После таких снов она просыпалась, буквально горя желанием. Она была поражена тем, что только и думала об обнаженном Торманде, об их переплетенных плоть к плоти телах. Это было странно для девушки, никогда не имевшей близости с мужчиной, ни разу даже не познавшей сладости страстного поцелуя. Но больше всего ее беспокоило то, что еще долго после пробуждения она явственно ощущала жар его поцелуев и прикосновение его рук.

Поймав себя на том, что одни только мысли об этих снах пробуждают в ней желание, Морейн, чтобы отвлечься, поспешила перевести разговор на другую тему.

— Странно, почему Саймон не просит меня взять другую заколку? — поинтересовалась Морейн и мысленно чертыхнулась, почувствовав, как дрогнул ее голос, когда она произносила это имя.

Она все еще испытывала неловкость, отказавшись от официального обращения к шерифу. Хуже того, она ясно дала понять, что ей не терпится прикоснуться еще к одной из этих проклятых заколок. Морейн искренне хотела помочь рыцарям найти убийц, но она все еще не была готова страдать, видя, как два чудовища творят свои злодеяния. До сих пор ей становилось жутко, когда картины последнего видения всплывали в ее памяти.

— Я действительно намерена вам помочь, — выдавила она из себя.

Торманду ужасно хотелось спросить, отчего она так краснеет, когда разговор заходит о ее снах. Его самого изводили жаркие сны, от которых он просыпался в поту, изнемогающий от невероятного по силе желания. Человеческая ли интуиция, чутье ли самца, но что-то подсказывало ему, что Морейн невинна, и это несмотря на преследующие его приступы ревности, когда он вдруг представлял себе Морейн, окруженную целым сонмом воздыхателей. Он готов был поставить все свое немалое состояние на то, что эта девушка совсем не знает, какое удовольствие мужчина и женщина могут доставить друг другу. Мысль о том, что он может стать тем мужчиной, который первым введет ее в этот мир наслаждений, заставляла его кровь быстрее бежать по жилам. Слегка улыбнувшись, он позволил ей переменить тему разговора.

— Когда в тот день мы направлялись к вашему дому, Саймон сказал, что сомневается, стоит ли вновь подвергать вас такому тяжелому испытанию, — объяснил он. — Когда он увидел, что с вами произошло, и услышал ваш рассказ, его сомнения лишь усилились.